-- Ну, да что розги!-- помолчавъ, продолжалъ: онъ -- то были цвѣтики, а ягодки-то впереди созрѣвали. Выросли мы, жить, что называется, стали... Такъ нешто это жизнь моя была... сами посудите, ваше сіятельство: всякій человѣкъ свое удовольствіе имѣетъ, свою волю, свободу... время придетъ, своимъ домкомъ обзаведется, женой, дѣтишками. А я, прости Господи, бобылемъ былъ, бобылемъ и остался, рабомъ ихнимъ былъ, рабомъ и по сіе время... Имъ весело, а мнѣ отъ ихъ веселья какая прибыль? Сапоги да платье ихнее чищу, пыль обметаю. Плохо имъ -- тутъ вотъ и мнѣ плохо... Старая барыня померли, они грустятъ, какъ тѣнь ходятъ -- и я за ними. Съ барыней, съ Лидіей Андреевной нелады идутъ, такъ и у меня душа не на мѣстѣ. Они мечутся изъ города въ городъ, и я за ними. Амуры пошли Снѣжковскіе, съ барышней Лукановской въ паркѣ пропадаютъ, а я караулю, какъ-бы кто въ паркъ не прошелъ, да, Боже упаси, чего не замѣтилъ... Барышня за князя замужъ, а я дрожу, какъ осиновый листъ, ночей не сплю напролетъ, у дверей прислушиваюсь, пистолеты, ножи, бритвы стерегу, какъ бы грѣха не случилось... потому, больно они страшны тогда были... и-и!.. не приведи Господи!.. О заграницахъ нашихъ ужъ и не говорю, ежели поминать эти мытарства, такъ лучше набрать себѣ полыни въ ротъ, да и жевать... Нѣтъ, ваше сіятельство, хоть я и простой человѣкъ, хотъ мать родила и въ дворовой избѣ, а все-жъ таки никто не похвалитъ ихъ за то самое...
-- За что за что?-- съ серьезнымъ видомъ спрашивалъ Вово, становясь въ фехтовальную позу, наступая на «дятла» и вертя передъ его грудью кулакомъ.
-- А за то, что они изъ меня цѣпного пса сдѣлали,-- отвѣтилъ Платонъ Пирожковъ, отскакивая въ уголъ.
-- Кто-жъ это тебя на цѣпь посадилъ?.. Разъ-два, разъ два!..-- настигалъ его Вово и въ углу.-- Всѣмъ крестьянамъ волю дали, а ты одинъ во всей Россіи крѣпостнымъ остался! Да ты, братецъ, феноменъ, ты -- анахронизмъ рѣдкостный!
«Дятелъ» совсѣмъ оскорбился.
-- Обидныхъ словъ, ваше сіятельство, я на своемъ вѣку не мало наслушался...-- заговорилъ онъ:-- хоть какимъ угодно а... хранисомъ обзывайте, меня отъ того не убудетъ... я къ вамъ по старой памяти, какъ къ доброму барину, другу ихнему старинному, я къ вамъ съ душою, а вамъ все шуточки, вы все на смѣхъ...
Вово пересталъ фехтовать и скорчилъ дѣтское лицо.
-- Ну, извини, Платочекъ, я больше не буду... никогда не буду больше называть тебя а...хранисомъ!
-- Да и не придется, потому я принялъ рѣшеніе, сейчасъ такъ прямо въ газету и иду... публиковаться.
Вово сталъ совсѣмъ серьезенъ.
-- Слушай,-- сказалъ онъ:-- ты теперь иди публиковаться... вотъ тебѣ и на публикацію (онъ взялъ со стола портъ-монэ, вынулъ оттуда десятирублевую бумажку и далъ ее «дятлу»)... все я сегодня разузнаю и обо всемъ подумаю, а Михаилу Александровичу ты скажи, чтобы онъ подождалъ меня часовъ около восьми, скажи, что ты меня на улицѣ встрѣтилъ, что у меня къ нему дѣло есть и что я буду около восьми непремѣнно...
-- Очень вами благодаренъ,-- поклонился «дятелъ»:-- только какъ же это я имъ скажу, когда ихъ, можетъ, и весь день- дома не будетъ?
-- А какъ знаешь... Ну, сокращайся.
-- Счастливо оставаться!-- со вздохомъ произнесъ Платонъ Пирожковъ, взглянулъ на свои сапоги и бокомъ прошмыгнулъ въ дверь.
XXXIX.
-- Мой милый князь! васъ-то мнѣ и надо...-- сказала Наталья Порфирьевна, когда Вово, неслышно, но быстро подлетѣвъ къ ней, почтительно цѣловалъ ея руку.-- Садитесь вотъ сюда, постарайтесь сидѣть смирно и быть серьезнымъ... Я очень рада, что, пока, никого нѣтъ и мы можемъ нѣсколько минутъ поговорить свободно...
Вово никакъ не ожидалъ подобнаго приступа. Наталья Порфирьевна никогда съ нимъ не говорила такимъ торжественнымъ тономъ. Къ тому же она, видимо, чѣмъ-то очень разсержена, до того разсержена, что на ея мягкомъ, художественно подправленномъ лицѣ нѣтъ даже обычной «святой» улыбки. Очевидно онъ сейчасъ услышитъ что-нибудь крайне интересное.
Онъ граціозно помѣстился на указанномъ ему мѣстѣ, сложилъ губы сердечкомъ, поднялъ брови, и весь превратился въ почтительное вниманіе.
Наталья Порфирьевна строго спросила:
-- Вѣдь, вы, если не ошибаюсь, очень близки и дружны съ Мишелемъ Аникѣевымъ?
Брови Вово поднялись еще выше.
-- Да, я съ нимъ друженъ,-- сказалъ онъ:-- я еще мальчикомъ изъ Пажескаго корпуса ходилъ къ нимъ въ отпускъ.
-- Помню, помню... покойная ваша maman должна была, страдая легкими, постоянно жить въ Египтѣ и поручила васъ Софьѣ Михайловнѣ... Вы и теперь съ нимъ хороши, съ Мишелемъ? видаетесь?
-- Разумѣется... je l'aime de tout mon coeur, c'est un homme adorable, ce Michel...