Злые вихри

Съ расширенными отъ страха глазами, весь дрожа и обливаясь холоднымъ потомъ, онъ сталъ прислушиваться. Вдругъ огромная, никогда еще въ жизни не испытанная имъ радость охватила его: онъ явственно разслышалъ мрное, спокойное дыханіе.

Она жива! она спитъ!..

Совсмъ обезсиленный опустился онъ на стулъ, стоявшій у кровати, и закрылъ глаза, тяжело дыша, съ кружившейся головою. Наконецъ, онъ очнулся и опятъ склонился надъ кроватью, и опять слушалъ ровное, спокойное дыханіе спавшей двочки. Онъ прижался губами къ ея кос, впивая въ себя легкій, милый запахъ этихъ шелковистыхъ волосъ.

Но онъ не могъ больше такъ оставаться, онъ долженъ видть ее, свою Соню! Осторожно, затаивъ дыханіе, онъ обими руками взялъ ея голову и повернулъ къ себ ея личико. Онъ сразу не узналъ ее, такъ она измнилась за эти годы. Ему показалось, что это совсмъ не она, и въ то же время его поразило въ ней необычайное, новое сходство съ его матерью. Это было даже что-то странное, даже стало ему жутко на мгновеніе.

Она вздохнула, открыла большіе, темные и блестящіе глаза, смотрла на него съ испугомъ, съ изумленіемъ.

Но вотъ она его узнала.

-- Папа!-- крикнула она, приподнялась, охватила тонкими длинными ручками его шею и замерла на груди его.

Если бъ онъ могъ думать и сознавать свои ощущенія въ эти минуты, онъ только теперь понялъ бы, до какой степени, со смерти матери, былъ одинокъ, страшно одинокъ. Онъ понялъ бы, что и во дни безумнаго счастья съ Алиной его тяжкое одиночество не совершенно уничтожалось. Между нимъ и Алиной все же стоялъ призракъ разлуки. Бывали, конечно, минуты, когда этотъ призракъ совсмъ блднлъ, забывался; но стоило какому-нибудь, едва уловимому звуку дйствительной жизни нарушить любовный бредъ и призракъ разлуки снова яснлъ, сгущался.

Теперь же, держа въ объятьяхъ Соню, чувствуя ея дыханіе, трепетъ ея дтскаго тла, ея поцлуи, Аникевъ безсознательно, но всмъ своимъ существомъ испытывалъ именно противоположное чувству одиночества. Между нимъ и Соней не было никакого призрака. Это его Соня, она сразу наполнила собою всю унылую, томительную пустоту, такъ давно вокругъ него образовавшуюся. Онъ ужъ не одинъ,-- и только смерть можетъ разлучить ихъ.

Но въ то же время ему было такъ больно, такъ невыносимо жалко и себя, и Соню.

-- Чего же ты плачешь, Соня? Дточка моя, жизнь моя, чего же ты плачешь?!-- повторялъ онъ, покрывая поцлуями ея влажные глаза и щеки и не замчая, что самъ онъ плачетъ.

-- Папа, я такъ рада... я такъ ужасно рада, что ты пріхалъ!-- отвчала ему шопотомъ Соня.

Она, отрывалась отъ него, запрокидывала голову, вглядываясь въ его лицо, и опять жадно къ нему прижималась.

Между тмъ Лидія Андреевна, стоявшая все время за дверью и глядвшая въ щелку, начинала сердиться.

«Дурацкая мелодрама!» -- думала она:-- «Сантиментальнаго папашу разыгрываетъ, и это -- бросивъ дочь и сдлавъ насъ нищими!».

Главное же, ее раздражала нжность Сони, ея восторженное, непобдимое чувство къ отцу. Въ теченіе четырехъ лтъ она длала все, чтобы уничтожить въ двочк это чувство. Казалось бы, чего легче, а между тмъ Соня не забывала отца, къ которому вс вокругъ нея, начиная съ матери, относилась какъ къ запретному и недостойному предмету.

Лидія Андреевна, конечно, никакъ не могла понять, что именно благодаря ея образу дйствій живетъ и развивается восторженная, почти мистическая любовь Сони.

Для чуткой и нервной двочки образъ отца сливался съ чмъ-то таинственнымъ. Отецъ представлялся ей прекраснымъ, милымъ, нжнымъ и любящимъ. Она понимала его волшебное пніе, его ласки, т часы, когда онъ бывалъ съ нею и такъ понималъ ее, какъ будто онъ былъ вовсе не взрослый, а такой же ребенокъ, какъ и на.

Она знала, наврное знала, что онъ хорошій, что онъ лучше и добре всхъ. А вотъ никто его не любитъ, о немъ даже никто не говоритъ, какъ будто это стыдно и неприлично говорить о немъ. Вс непремнно думаютъ, что онъ сдлалъ что-нибудь очень дурное. Но Соня знаетъ, что онъ ничего дурного не сдлалъ, потому что но можетъ сдлать ничего дурного, потому что онъ хорошій, гораздо лучше всхъ...

Глубокое чувство обиды за отца, большая къ нему жалость поселились въ сердц Сони,-- и росли по мр того, какъ росла и развивалась она сама.

И вмст съ этимъ росло въ ней отчужденіе отъ матери. Она ужъ чувствовала ее виновницей всей этой тайны, всего этого мучительнаго горя своей дтской жизни, о которомъ она никогда и никому не говорила...

Лидія Андреевна, наконецъ, не выдержала, распахнула дверь и вошла.

-- Вотъ, Соня, ты и увидала папа, и увидишь его завтра,-- сказала она:-- а теперь, пожалуйста, усни,-- очень поздно, уже часъ ночи...

-- Всмъ пора спать,-- прибавила она, длая удареніе на слов «всмъ».

Аникевъ и Соня вернулись къ дйствительности.

-- Ты вернешься завтра? наврно?-- шепнула Соня.

-- Конечно,-- отвтилъ онъ, обнимая всю двочку жаднымъ, нжнымъ взглядомъ и скоре выходя изъ комнаты, будто боясь, что если останется еще хоть на секунду, то ужъ никогда не уйдетъ отъ нея.

-- Пожалуста, спи!-- своимъ обычнымъ суровымъ тономъ произнесла Лидія Андреевна и поспшила за Аникевымъ.

XXV.