Читаем Злые вихри полностью

-- Знаю-съ!-- еще глуше и мрачнѣе заговорилъ "дятелъ".-- И для барыни, небось, забыли, чрезъ недѣлю надобно, а онѣ аккуратны, сроку не пропустятъ. Только съ этимъ-то мы еще вывернемся. На мѣсяцъ жизни хватить, я ужъ знаю, какъ сдѣлать. Это будьте спокойны... А вы, сударь, все-жъ таки, теперь что-нибудь придумайте... нельзя же такъ... посовѣтуйтесь съ добрыми людьми, авось кто и добрый совѣтъ подастъ и поможетъ въ дѣлѣ...

-- Кто же это? Гдѣ эти добрые люди?!-- самъ не сознавая, что выговорилъ громко эти слова, произнесъ Аникѣевъ.

Платонъ Пирожковъ злобно фыркнулъ носомъ и ощетинилъ усы.

-- Вотъ то-то оно самое!-- пробурчалъ онъ.-- Жили мы, жили до самыхъ, то есть, сѣдыхъ волосъ дожили, а друзей себѣ не нажили... хоть шаромъ покати! Ну, да мое дѣло сторона, я вамъ докладываю: на мѣсяцъ жизни хватитъ, извернусь, а больше ни одного, то есть, дня. И коли, ежели, сударь, вы взаправду вздумаете отдать Николаю Александровичу Снѣжково, такъ ужъ будьте столь милостивы, скажите мнѣ заранѣе, потому я безъ Снѣжкова оставаться не согласенъ. У меня мѣсто княжеское готово, двадцать пять въ мѣсяцъ жалованья, окромя прочихъ доходовъ... Это, значитъ, мое послѣднее, то есть, слово... такъ, сударь, и знайте...

"Дятелъ" клюнулъ носомъ, чуть не задѣвъ имъ свою жилетку, и бокомъ пошелъ къ передней.

XXII.

Николай Александровичъ ни за что не хотѣлъ выпустить изъ рукъ Снѣжкова. Со стороны, дѣйствительно, могло показаться, что за это разоренное и заложенное имѣніе нельзя дать больше шестидесяти тысячъ. Поэтому онъ не безъ основанія разсчитывалъ, что врядъ ли братъ, особенно сразу, найдетъ болѣе выгоднаго покупателя.

Но онъ-то, вѣдь, отлично зналъ, какое золотое дно Снѣжково, какъ, вложивъ въ него сразу нѣкоторый капиталъ и найдя дѣльнаго управляющаго, можно возвысить его доходность. А лѣтъ черезъ десять это имѣніе превратится въ цѣлое большое состояніе. Притомъ же у Николая Александровича былъ въ виду для управленія имѣньемъ именно такой человѣкъ, какого требовалось,-- знающій, энергичный и "до глупости" честный.

"Русскій дворянинъ" Самуиловъ, конечно, тутъ былъ не причемъ. Николай Александровичъ дѣйствовалъ за свой страхъ и на свой собственный, оказавшійся у него капиталъ.

Обезцѣнивъ въ юности отцовское родовое имѣніе, а потомъ распродавъ его по частямъ, Николай Александровичъ давно уже помышлялъ о Снѣжковѣ и глубоко возмущался тѣмъ, что оно въ рукахъ у брата. Онъ считалъ это насправедливостью къ нему то стороны покойной матери, тѣмъ болѣе, что у Михаила Александровича не было сына, а одна только дочь.

Теперь, послѣ свиданія съ братомъ, онъ былъ не совсѣмъ удовлетворенъ. Онъ разсуждалъ:

"Какъ знать, а вдругъ "Сарданапалъ" откуда-нибудь и достанетъ денегъ! Вѣдь, вотъ именно у такихъ-то нелѣпыхъ, ни на что негодныхъ людей и бываетъ иной разъ шальное счастье... Не войти ли въ союзъ съ Лидіей? Она ровно ничего не понимаетъ въ дѣлахъ, жадна и глупа... Ну, въ крайнемъ случаѣ прикину тысячъ шесть, семь, тамъ вонъ въ галлереѣ, въ лѣвомъ углу, Гвидо Рени прячется... хоть потемнѣлъ, а настоящій... Мишенька-то, видно, забылъ про него... такъ дуралей Хаминскій мнѣ за эту старую мазню тысячъ тридцать отвалитъ, да еще пальчики будетъ себѣ лизать".

Дойдя до такого рѣшенія, онъ, дня чрезъ три послѣ свиданія съ братомъ и не получая отъ него никакихъ извѣстій, заѣхалъ къ Лидіи Андреевнѣ.

Она приняла его съ нѣжными, родственными объятіями.

-- Ну вотъ, спасибо, спасибо, Коля, что заглянулъ,-- говорила она, усаживая его въ гостиной на; диванчикѣ, подъ портретомъ Аникѣева.-- Я особенно цѣню, что ты ко мнѣ заѣхалъ именно теперь: вѣдь, я понимаю, сколько у тебя дѣла, какъ тебѣ не до меня! Это, право, очень мило съ твоей стороны, и я тебѣ такъ благодарна... Вѣдь, я совсѣмъ одинока, совсѣмъ покинута... Вотъ даже и Сони моей нѣтъ со мной. Я ее оставила у madame Фрумъ въ Царскомъ. Бѣдная дѣвочка, она такая нервная!.. преслѣдованія Михаила Александровича легко могутъ довести ее до эпилепсіи или чего-нибудь въ этомъ родѣ... Это мнѣ докторъ сказалъ, и необходимо везти ее на лѣто на Кавказъ и въ Крымъ. Необходимо, а между тѣмъ у меня нѣтъ для этого средствъ... Михаилъ Александровичъ не даетъ... Что же дѣлать... я рѣшилась, ты видишь... укладываюсь понемногу... сдамъ квартиру, мебель частью поставлю въ складъ, частью въ квартиру madame Бубеньевой... Ты, вѣдь, помнишь madame Бубеньеву?

Николай Александровичъ усмѣхнулся кончиками губъ и сказалъ:

-- Какъ-же не помнить! Что она -- все такая-же дура пѣтая, и все еще закатываетъ глаза, все еще ищетъ мужа и выпиваетъ съ горя?

Лидія Андреевна засмѣялась

-- Ну, Коля, не будь такимъ злымъ! Конечно, у нея много маленькихъ слабостей, и глупа она иногда непроходимо, но все-таки, право, она такая добрая и принимаетъ во мнѣ большое участіе... А я научилась цѣнить участіе дороже всего, я слишкомъ мало его вижу,-- прибавила она съ глубокимъ вздохомъ.

-- Зачѣмъ же ты перемѣняешь квартиру?-- спросилъ Николай Александровичъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза