Читаем Злые вихри полностью

Николай Александровичъ большими шагами ходилъ по мягкому, пыльному ковру гостиной. Онъ былъ не одинъ. На маленькомъ пунцовомъ диванѣ возлѣ камина чернымъ пятномъ выдѣлялись скорбная, почти траурная фигура Лидіи Андреевны. Она явилась сейчасъ послѣ девяти, очень мило исполнила сцену радостнаго родственнаго свиданія, объяснила свой ранній визитъ тѣмъ, что, вернувшись вчера изъ Царскаго, гдѣ гостила съ Соней, увидѣла карточку пріѣзжаго и такъ обрадовалась, такъ спѣшила его обнять, такъ боялась, что если прійдеть сегодня позднѣе, то навѣрно не застанетъ его...

-- Поздравляю, отъ всей души поздравляю тебя, Коля,-- говорила она, крѣпко пожимая руки Николая Александровича:-- я все знаю, до меня дошелъ объ этомъ слухъ еще недѣли три казадъ, только я боялась вѣрить... вѣдь, у насъ въ Петербургѣ часто назовутъ двадцать именъ, а на дѣлѣ выходитъ совсѣмъ другое -- такъ это теперь какъ-то внезапно дѣлается, всѣ такія назначенія... Ну, и вотъ, въ пятницу, въ Царскомъ, утромъ принесли мнѣ газету... мнѣ такъ прямо въ глаза и бросилось... Слава Богу! enfin tu es à ta place... Теперь до всего дойдешь... дай тебѣ Господи... Какъ maman бѣдная была бы рада, если бы дожила... а?!

У Лидіи Андреевны даже слезы на глаза навернулись.

-- Спасибо, Лидія, что ты это такъ близко принимаешь къ сердцу!-- очень мягко, но все же съ едва замѣтной усмѣшкой отвѣчалъ Николай Александровичъ.

Они вовсе не были дружны, и въ прежнее время, когда братъ ея мужа былъ еще ничѣмъ, Лидія Андреевна даже относилась къ нему съ нѣкоторымъ пренебреженіемъ. Но съ тѣхъ поръ обстоятельства перемѣнились, и въ послѣдніе годы она не только старалась поддержать родственную переписку, а и съѣздила нарочно на югъ, чтобы познакомиться съ "этой жидовкой", какъ она мысленно называла жену своего bean-frère'а.

Когда радость по поводу внезапнаго, очень виднаго назначенія, полученнаго Николаемъ Александровичемъ, а также всѣ вопросы о "милой Маргаритѣ и двухъ дѣвочкахъ" были окончательно исчерпаны, Лидія Андреевна мало-по-малу приняла скорбный видъ и заговорила о своихъ ужасныхъ обстоятельствахъ, о мужѣ.

-- Ты себѣ представить не можешь, Коля, въ какое безвыходное положеніе онъ меня поставилъ!--говорила она въ то время, какъ Николай Александровичъ шагалъ по гостиной, видимо, недовольный оборотомъ этий бесѣды.--Вѣдь, отчего ты меня не засталъ, отчего я гостила въ Царскомъ, да и теперь пріѣхала одна, оставивъ тамъ Соню? Я просто бѣжала отъ его посѣщеній, отъ сценъ, свидѣтельницей которыхъ является моя дочь, нервная дѣвочка... Наконецъ, я просто боюсь, что онъ силой вырветъ y меня Соню и увезетъ ее.

-- Все это весьма печально,-- перебилъ Николай Александровичъ, подымая брови и пощипывая себѣ бороду:--но я тутъ рѣшительно ни въ чемъ не могу помочь тебѣ... Я не судья между вами, не хочу становиться ни на ту, ни да друтую сторону... Главное же, ты очень хорошо знаешь, что я никогда не имѣлъ на брата никакого вліянія.

Лидія Андреевна покраснѣла и глаза ея на мгновеніо стали злыми.

-- Однако, его поступки относительно меня и дочери совсѣмъ неблаговидны, его поведеніе прямо безнравствонно, скандалезно,-- медленно произнесла она.

-- Я крайне скорблю объ этомъ; но опять-таки что же мнѣ дѣлать?!--очень тихо и холодно отвѣтилъ Николай Александровичъ.

Она быстро поблѣднѣла: этотъ человѣкъ, особенно ей противный именно теперь, благодаря своей крупной удачѣ, выводилъ ее изъ всякаго терпѣнія. А между тѣмъ онъ былъ ей такъ нуженъ, она такъ ухватилась, въ своихъ цѣляхъ, за его нежданный пріѣздъ и его удачу.

-- Но, Коля,--принимая кроткій тонъ, сказала она:-- вѣдь, онъ твой братъ, вы носите общее имя, онъ все же пользуется нѣкоторой извѣстностью и, хоть я, конечно, до послѣдней крайности не выношу сору изъ избы, объ его поведеніи со мной и вообще объ его образѣ жизни говорятъ".. Это можетъ повредить тебѣ, особенно на первыхъ порахъ...

Николай Александровичъ усмѣхнулся.

-- Не думаю,-- сказалъ онъ:-- что же общаго между нами! Я дѣловой человѣкъ, a онъ, художникъ, пѣвецъ, музыкантъ, диллетантъ... ничего общаго!

Лидія Андреевна даже встала съ дивана отъ волненія.

-- Ахъ ты совсѣмъ но знаешь Петербурга!--восклшснула она.--Вѣдь, твое назначеніе, это острый ножъ для многихъ... Ты мало съ кѣмъ здѣсь знакомъ, но y тѳбя ужъ навѣрное съ пятницы цѣлая толпа враговъ, которые были бы рады утопить тебя въ ложкѣ съ водой... И вотъ, всѣ эти враги, всѣ недовольные будутъ пользоваться чѣмъ угодно, чтобы подставить тебѣ ногу... Дѣйствія твоего брата станутъ приписывать тебѣ, соединятъ васъ въ одно и сочинятъ такую грязную путаницу, въ которой никто не разберется...

Николай Александровичъ, повидимому, нисколько не смутился этими предсказаніями.

-- Ты меня пугаешь, Лидія!-- безжалостно засмѣялся онъ.-- Послушать тебя, такъ мнѣ остается все бросить и бѣжать восвояси... Да въ такомъ случаѣ я долженъ бояться всего, долженъ вотъ и теперь бояться, что ты у меня, потому что, если сочинятъ, такъ и тутъ можно сочинить какую-нибудь исторію.

Лидія Андреевна совсѣмъ обидѣлась.

-- Смѣйся... а вотъ увидишь,-- прошептала она.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза