Змеелов

— Я вижу, сдружились вы с этим бывшим следователем, — сказал Алексей. Как судьба играет человеком, ай-яй-яй! Кем был и кем стал! Популярнейшей был в городе личностью. Все наши хапуги, завидев его, трястись начинали. И что же? Брал, оказывается. Вот спивается теперь. Совесть замучила. Но, конечно, с ним не заскучаешь. Острый человек. А Лана вам кланяется, Ростислав Юрьевич. Зацепили вы ее.

Хоть и плохо еще ориентировался в городе Знаменский, но дорога в МИД была очень проста, шла прямиком по проспекту Свободы, мимо запомнившегося парка, после которого и надо было свернуть вправо, развернуться — и вот и прибыли. Но Алексей вел машину какой-то другой дорогой, тоже показавшейся знакомой, тут все дороги были породнены деревьями, и все же куда-то не туда вез.

— Мы не в МИД? — спросил Знаменский.

— Захар Васильевич велел к себе домой доставить. Он как туча, а наша Нина свет-Павловна еще мрачнее. Вы там, в Кара-Кале, не учинили чего-нибудь, Ростислав Юрьевич? — Алексей снял даже руки с руля, покрутил ими, изобразив нечто фривольно-замысловатое. — А? Дамы, а?!

— Кобры там, а не дамы. — Знаменский протянул руку к баранке, с наслаждением приняв в ладонь упругий ход машины, выправил чуть этот ход. Так и повел, Алексей не мешал ему, не перехватывал руль, с понятием был человек. Едва коснувшись руля, стал Знаменский узнавать дорогу, водительскую обретая память.

— Тормози, приехали.

— Есть, капитан!

Захар Чижов встретил друга возле дома. Они обнялись, будто после долгой разлуки. Обнявшись, и в калитку вошли. Захар помалкивал, Знаменский ни о чем его не спрашивал.

Недели не прошло, как он был здесь, а сколько сразу приметилось перемен в этом крошечном саду. Все тут будто шагнуло в другой цвет, ну словно повзрослели деревья и виноградник, в зрелость вступили, в глубину.

— Похоже, солнце у вас творит чудеса, — сказал Знаменский.

— Похоже, похоже… Здравствуй, Ростик. — Из дома вышла Нина. Неожиданная какая-то, строголикая. На него и взглянула и не взглянула, мимо прошел взгляд, так только женщины умеют глядеть, когда гневаются. Но разве он в чем-то перед ней провинился?

— Ниночка, и тебя тоже не узнать. — Знаменский подошел к ней, поцеловал руку, наигрывая светскость, взглянул улыбчиво. Нет, она ответно не улыбнулась, она и вправду гневалась.

— Что случилось, друзья? — спросил Знаменский, недоумевая.

— Как тебе сказать… — Захару явно было не по себе. — Ты завтракал, Ростик?

— Только было начал, как был вами затребован, шеф.

— Вот и хорошо, позавтракаем вместе.

— Ох уж эта мужская консолидация! — вздохнула Нина. — Готов даже подряд два завтрака съесть во имя дружбы. Да не тяни ты, Захар! Конечно, будет ему завтрак, но сперва он должен получить выволочку. Надо же, донжуан проклятый! Едва приехал, едва свалился к нам со всеми своими неприятностями, как уже у него амуры начались! Господи, что за человек?! Бедная Лена…

— Нина, о чем ты? Захар, что она несет?

— Ах, он не знает! Ах, он не догадывается! Захар, может быть, объяснишь товарищу…

— Да что тут объяснять?‥ — Захар томился, видно было, что ему тягостен предстоящий разговор, он тянул, не начинал, озаботился вдруг, что вода в канавке сбилась с пути, закружилась, наткнувшись на обсыпавшуюся землю, и он кинулся выручать воду, схватил кетмень и начал расчищать завал. — Видишь ли, Ростик… — Захар пошел вдоль арыка, расчищая его дальше, за дерево зашел, взрыхлил вокруг землю, раз уж кетмень в руках. — Видишь ли, Ростик… На тебя поступила жалоба… Точнее сказать, донос… Но за подписью, вот беда… — Под одним деревом землю он взрыхлил, но надо было и под другим взрыхлить, раз уж кетмень в руках. — Совсем запустил сад! — пожаловался Захар, которого теперь даже не видно было, отгородили его деревья. Впрочем, слова его еще можно было разобрать: — Понимаешь, если бы это была анонимка, я бы ее просто порвал и бросил в корзину… — доносилось из-за деревьев. Но это не анонимка, это заявление. И за подписью, и с указанием звания, и даже с указанием партийного стажа. Что прикажешь мне делать?

— Окучивать сад, Захар! — сказала Нина. — Окучивать и окучивать! Теперь я знаю, как тебя заставить окучивать наш сад!

— Вот ты сердишься, — издалека донесся голос Захара. — А мне каково?

Он вернулся. Несчастный, с вымокшими ботинками, облепленный какой-то паутиной, волоча за собой кетмень.

— Захар, прошу тебя, не бросай кетмень, — язвительно сказала Нина. — В конце концов ты всегда сможешь работать садовником.

— Я, кажется, подвел вас, друзья? — спросил Знаменский. — Но даю вам слово, я не знаю за собой никакой вины.