Змеелов в СССР

Пристройку эту, где роль кровати исполнял деревянный топчан, «дядя» всегда витиевато именовал своим «апартаментом», про жену же говорил просто — «она», если ему изредка приходилось упоминать о супруге.

«Тетя» и проводила меня к хозяину. Днем калитку во двор не закрывали: пес Букет не пустит чужих. Преследуемый по пятам здоровенным кобелем, шастающим без цепи (если не хозяйка — порвет!), я скромно проследовал в пристройку. «Тетя» тут же ушла, а хозяин предложил мне круглую затейливо-самодельную табуретку:

— Падай, малой. Чувствуйте себя, как дома.

И Кухарук непроворотно-плотно уставился на меня своими темно-мутными глазками.

Не смущаясь ни нависшими над глазами сивыми бровями, ни хмурой нелюбезностью «родственничка», я рассказал о своих планах и почтительно попросил его о дельном совете.

— Ах, молодежь. Всюду вы лезете, не зная броду. Ты поговорку, малой, знаешь? — Дядя быстро перешел на фамильярное «ты». — Кто «там» не был — будет, а кто был — не забудет.

— Знаю.

— А «там» был?

— Нет.

— А я был. И больше не хочу. Впрочем, твоей беде легко помочь. Всякая частная торговля процветает в условиях конкуренции. Даже подпольно-уголовные сделки нуждаются «в рынке», то есть в нескольких продавцах и покупателях. В Киеве много людей занимаются куплей-продажей старательского золота. И кооператор Цукерман, и дамский парикмахер Ахмедов Ислам, и богомольный артельщик Фроимов, что выпускает специальные «освященные» свечи для старообрядцев. Можно вспомнить еще часовщика Сулиму, работника артели «Точмех», чей ларек около магазина потребкооперации на улице Баумана и прочих… Скупщиков и продавцов валюты, золотых вещей и контрабанды. Ведь где одно — там и другое. Деньги и шмотки. Связи на Западной Украине и в Прибалтике. И этим обстоятельством неизбежно заинтересуются резиденты иностранных разведок в Варшаве и Риге. Поспросят о пустяковой услуге, посылочку передать или человечка приютить, накормить и обогреть. Коготок увяз — всей птичке пропасть. И как ты думаешь, племянничек, долго ли НКВД позволит виться этой веревочке?

Что-то это мне напоминает… Анналы НКВД, операция «Трест», проводимая чекистом Артузовым, свободным от предрассудков. Так что я бодро ответил родственничку:

— Думаю что недолго. Не удивлюсь, что за ними уже присматривают. Отрабатывают все связи.

— А ты, малой, не такой уж дурак, каким кажешься на первый взгляд. Узнаю себя в молодости. Может и будет из тебя толк. Надеюсь, ты понимаешь, что как только твоего поставщика возьмут, он тебя с ног до головы дерьмом перед органами обмажет. Приплетет чего было и чего не было. И поедешь ты «По тундре, по железной дороге, где мчит курьерский Воркута — Ленинград…»

— И что же делать?

После на десятиминутной, первый взгляд незначительной беседы, заключающейся в вопросах и ответах, дядя сменил гнев на милость.

— Ладно, уговорил. Нравишься ты мне малой. Узнаю Тельферовскую породу. «Цэ дило треба розжувати». Дам я тебе несколько бесплатных советов. Бери у одного поставщика, редко и много. Желательно чтобы цепочка с прииска была минимальной. И людей в этом деле было засвечено раз-два и обчелся. Для начала рекомендую тебе зубного врача Гольдмана. Он вроде наш дальний родственник, так что можно надеяться, что сразу не сдаст. Но, правда, он довольно жаден. А в таких вещах веры нет даже родне, тем более такой дальней.

Кухарук ненадолго замолчал. Чувствовалось, что его мозг гудит как трансформатор. Чапай думу думает. Я почтительно внимал родственнику, ожидая продолжения.

И дядя ожидаемо продолжил:

— Хорошо. Я в это дело все равно влазить не собираюсь. А тебе может пригодится. Проследил я как-то скрытно за Гольдманом, стараясь определить его источник. В трех кварталах от его зубного кабинета, на улице Ленина, есть частный дом. В котором проживают Сомовы. Но это не муж и жена. А близкие родственники. У Степаниды муж как раз на прииске работает. И ежемесячно ей посылочку по почте присылает. А там, среди какого-нибудь таежного меда или варенья из лесных ягод, грамм пятьдесят внутри шлиха положено. Даже военная цензура не досматривает сплошь все почтовые посылки. В мирное же время почтовые отправления граждан неприкосновенны.

— Пятьдесят грамм? — переспросил я. — Так это же мелочь. Считай пять стандартных пуль по девять граммов.

— Не скажи! — ответил мне Кухурук. — Степанида продает металл по 24 рубля за грамм, и получает с этого комиссионные. По два рубля с грамма. Вот в месяц выходит и чистая зарплата молодого специалиста, вроде тебя, только окончившего институт. Считай муж ежемесячно ей так высылает пособие на детей. А их у Степаниды двое. Кроме того, сам Захар ежегодно приезжает в отпуск. И уж тогда привозит с собой металла немало.

— Сколько?

— Шлих довольно тяжел. В стандартную поллитровую бутылку водки его входит восемь килограммов. Вот примерно столько в нательном поясе Захар Сомов ежегодно с прииска и привозит. Такой поясок фигуры не портит. Золотой песок тяжел и для перевозки гораздо удобнее пухлых пачек сторублевых билетов.

— А на прииске разве не обыскивают? Сразу же обнаружат.