— И что он здесь делает сейчас? Пришел выразить согласие принять вызов? — Мишель мрачно посмотрел на Алекса.
— Ты зачем приперся? — хмуро спросила Мари у притихшего режиссера.
— Я у тебя… органайзер забыл… ну и так, по мелочам. У меня… ключи остались… Слушай, ты что? Беременная?
Алекс изумленно оглядывал ее фигуру.
— Что он у тебя забыл? — сдвинув брови, спросил Его Величество у жены.
— Он же сказал! Органайзер! Ты глухой?
— Мари, когда ты успела? — продолжал лопотать Алекс. — Месяц назад ничего же не было? Не было же?
— Я не глухой! Я прекрасно слышу! Так чего не было месяц назад?! Что вообще все это значит? — снова сорвался на крик Мишель.
Мари закатила глаза и сердито заявила:
— Сегодня двадцать третье декабря две тысячи пятнадцатого года. В последний раз он видел меня меньше месяца назад. Согласись, с тех пор я несколько изменилась.
— Мари… — Алекс решился подойти поближе. — Мари, скажи честно. Я — отец?
Ответом ему послужил удар в челюсть.
— Мишель! — воскликнула Мари, бросившись к Алексу. — Ты с ума сошел!
Между тем, «пострадавший», держась за ушибленную скулу, изумленно смотрел на обоих:
— Да что здесь вообще происходит?! — взгляд его вернулся к Мари. — Ты из-за этого исчезла, да? Ты не хотела мне ничего говорить? Да? Все из-за Вивьен Лиз?
— Так из-за чего ты исчезла, Мари? — спросил Мишель. — Мне тоже будет интересно послушать.
Мари задохнулась от возмущения. Окажись в ее руках тарелка, она бы не разбила ее, а запустила в Мишеля. Но тарелки не было. Вместо этого она отдернула руку от Алекса, шагнула к своему… мужу. И, замахнувшись, влепила ему пощечину.
Мишель потер щеку, глядя Мари прямо в глаза.
— Он может забрать свои вещи и уйти отсюда как можно скорее? — спросил он, недвусмысленно подразумевая Алекса.
Мари покосилась на своего бывшего.
— Он может? — протянула она.
— Нам нужно поговорить! — возмутился тот.
— Вам не нужно говорить! — руки Мишеля снова сжались в кулаки.
Не отрывая взгляда от лица своего мужа, Мари проговорила:
— Алекс, пожалуйста, забери то, зачем пришел, и уходи. Мы обязательно поговорим. На работе. Я возвращаюсь после Рождества.
— Рождество мы будем встречать дома. Втроем, — негромко проговорил Его Величество.
— Не будем! — огрызнулась Мари. — Как ты, вообще, себе это представляешь после… после… Как?
— Будем! — он приблизился к ней и крепко взял за руку. — И я хорошо представляю, как… Барбара, которую я ради тебя оставлю в замке, приготовит ужин. Я обещаю тебе его съесть. А ты позволишь мне исправить то, что случилось.
— Мари, а кто это вообще такой? — поинтересовался Алекс. — И какого хрена он в моих брюках?
Его Величество с большим сожалением отпустил руку жены и подошел к Романи.
— Желаете поединок, мессир? — спросил он холодно.
— Чего? — приподнял бровь «мессир».
— Прости, Мари, — буркнул Мишель, и челюсть Алекса снова пострадала от тяжелого королевского кулака.
Второй удар «уронил» режиссера на пол.
— Мишель, прекрати! — воскликнула Ее Величество. — Алекс, уйди, пожалуйста, мы поговорим позже! Я все верну тебе в офисе!
Де Наве обернулся к жене, слегка пожал плечами и отошел от поднимающегося Алекса.
По дороге к двери Романи продолжал что-то бубнить про ребенка, про то, что Лиз была ошибкой, и что им обязательно надо поговорить. А когда Мари, захлопнув за ним дверь, вернулась в комнату, она сердито заявила своему мужу:
— Какой ты рыцарь? Ты дикарь!
— Я твой муж. И этого уже не изменишь.
— Считай, что мы развелись!
Мари села на диван и, схватив лэптоп, отгородилась им от него. И от всего мира заодно.
Мишель сердито глянул на нее и, расположившись на другом краю дивана, включил телевизор, вспомнив, как вчера это сделала Мари. Что показывали в этом чертовом ящике, он не понимал. Он продолжал поглядывать на жену и сердиться.
Они не знали, сколько просидели вот так. То ли несколько минут, то ли несколько часов. Они ужасно злились друг на друга. И вместе с тем… это был один из тех вечеров, когда они были вместе. Все равно, как если бы она устроилась у него на коленях — сердитая, недовольная… А он мирился бы с ней, целуя ее.
Такого никогда не было в их жизни. И вместе с тем было что-то удивительно знакомое в этом вечере.
Она думала об этом. Гнала от себя эти мысли. И была совершенно уверена в главном — он ее любил. И она его любила. Как просто.
Ее голова склонилась, пока подбородок не упал на грудь. И королева Мари уснула. С мыслью об упрямом своем муже.
В который раз глянув на нее, Мишель заметил, что глаза ее закрыты, а дыхание ровное и тихое. Он тихонько подошел к ней и, взяв на руки, отнес в спальню. Уложив на кровать, сел на пол рядом и стал поглаживать по голове.
— Мари, — заговорил он, разглядывая ее безмятежное во сне лицо. — Мари, я люблю тебя. Жизнь моя без тебя станет пустой. Мне так жаль, что ты несчастна, что я не оправдал твоих ожиданий, что ты захотела убежать от меня. Мари, Мари…
Мишель нежно коснулся ее губ и, кинув под голову подушку с кресла, устроился на ночь на полу.
А она никак не могла понять, приснились ей его слова, или он, и правда, произнес их.
XIX
23 декабря 1186 года, Трезмонский замок