Змееносец. Сожженный путь(СИ)

Если хотите убить меня, убейте! но не мучайте, своими угрозами. Я устал ходить "под топором", в ожидании своего мрачного палача. Жизнь, словно один единственный крик! Держи его! Беги! Вот там, в небесной высоте и есть та радость и блаженство, от которого хочется плакать, и грудь наполняет чистый воздух, пронизывая каждую клеточку тела!!! Тело совсем немое и будто спит, а душа вспоминается едва ли... У этих оборванцев, жестких и непримиримых есть только небо над головой, да песок под ногами, а что еще им надо? Ничего. Для чего живут на земле? Не знают. А я? Мне так хотелось, пройти по родному дворику в парадной дембельской форме, с аксельбантами, и ловить завистливые взгляды, неудачников, и обывателей. Нет, теперь в моей жизни "дембельской парадки",а есть простое животное общество где все понятно, и нет ничего весомее Аллаха. Да, что делать решают за тебя, относятся с настороженностью, для них я чужой, хоть и желал принять ислам. Второй год плена, уже начался, первый его день. Что я могу сказать о времени, что так медленно течет за высокими горами Гиндукуша. Ничего, кроме, однообразного труда, грязи, чесотки, побоев, к которым привык, и чужому солнцу, что иногда, так ярко светит в глаза, до слез распаляя, внутри , желание вернутся когда-нибудь домой... Быть может, есть на небе Бог, и он, конечно, смотрит на нас, грешных детей его, да только почему он, не протянет руку, не спасает, почему??? Что я могу сказать о себе? Я никто, и зовут меня, как хотят, а я сам, вспоминаю имя свое только ночью, глядя на огромные яркие звезды, через дыру в крыше. Для чего я им, не знаю, но жить устал, совсем не понимаю, для чего, и просто хожу, и "вкалываю" за хлеб, что бы совсем не сдохнуть.

Раньше думал голод, это только в Великую Отечественную, седые старики рассказывали, а теперь знаю, как не заснуть с голодухи, как кружится голова от слабости, и темно в глазах, когда вдруг понимаешь, что "ходить по большому" не надо, потому что нечем. И глоток воды, мутной, и вонючей, кажется таким сладким, что готов ноги целовать тому, кто дал ее, живительную. Наступает день, и говоришь себе, все не могу, устал, пусть убивают, или так умру, не ешь хлеб, не пьешь воду, и настраиваешь себя на смерть... и вдруг, наступает ночь, смотришь на небо, и понимаешь, что хочешь еще миллион раз смотреть на него ... И снова хочешь жить, и цепляешься за край... А вдруг! И вспоминаешь какой то счастливый случай из прошлой жизни, из прочитанных книг , Робинзона Крузо, и еще сотни счастливых историй, и снова, вдыхаешь спертый , вонючий воздух в сарае со скотиной, и скребешь руками глину, потихоньку плача... Куда, как, зачем жить, снова накатывает волна, при мысли о доме, и тихо воешь, в углу, проклиная свою жизнь, судьбу, и страну в которой родился. Что мне делать? Что? шептал Гнедин, сидя на соломе в сарае с козами. Я говорю сам с собой, и совсем не замечаю этого, надо же? Может говорить с козами? глядя на животных произнес вслух Гнедин. Он лег на солому и смотрел в звездное небо. Что еще мне остается в жизни такой, только принять то, что мне дают. И с благодарностью, иначе, и неба ночного, больше не будет. Жить? Это больной вопрос. Сколько и зачем, совсем не знаю, да и к чему... Мысли всегда будут об одном, а желания, о другом. Этот молодой пуштун, зачем то обучает меня минному делу, а мне, даже стало интересно. Ладно, для них я чужой, а для своих? Родных, советских? Тоже чужой... так что мне делать, где берег мой, где он? Я выброшенный пинком, и никому не нужный, там, где родился, и здесь, я чужой. Что делать? Религия, казалось она спасение, но нет, меня не пускают к ней,- недостоин. Значит, только смерть впереди, иначе никак. А если так, пусть будет она радостной, не забуду ребят, как только смогу, "подорву" вместе с собой, как можно больше "духов", пусть хоть так... Иначе, зачем я еще живу...

Утро. кишлак Джунуб.

Орут с рассветом тощие петухи, бегая словно "ошпаренные" по маленькому дворику. Сонный охранник, скалясь большими, грязными зубами, смотрит на спящего Гнедина, несколько секунд, потом скривившись, пинает тело пленного ногой, и громко кричит на пушту:

- Поднимайся!!!

- Да пошел ты, "урюк сранный", пробурчал себе под нос Гнедин, тяжело поднимаясь.

-Иди, иди, прикрикнул мужчина, подталкивая Гнедина, прикладом ружья.

- Ага, кивал головой Гнедин, тяжело ступая на "ватных" ногах.

Он морщился от каждого шага, боль пронзала все тело... В голове гудело, его тошнило, он видел только свои ноги. Так сгорбившись, он вышел из сарая, повернув направо, пошел к колодцу.

- Быстро, быстро, громко сказал мужчина, опустив ружье.