— Артем Коваленко, — сказал Иаковлев в микрофон, — был видным членом правительства и общества, любимцем масс и отдельных людей. Вся зона наполнена трепетом за него! Еще юношей он проявил себя в хороших делах: воевал, был борцом за права, великолепным оратором, речи которого чтились простым людом. Многие помнят молодого задиристого Коваленко, который предлагал счастье и новые программы его достижения и развития. Он постоянно добивался того, что поставил своей задачей и целью. Будучи в положении Великого Консула, он уверенно вел за собой всю жизнь и мир, настаивал на любви к окружающему. А. Коваленко знают даже грудные дети; он повысил благосостояние. Теперь он отошел к потомкам, но в наличном бытии навсегда останется память об этом ярчайшем индивиде!
— Уа!!! — закричали все.
— Я хочу передать слово жене и другу Артема Коваленко Ольге Викторовне.
— Дружищи! — проговорила она в микрофон, немедленно появившись на желтой трибуне. — Меня и всех нас постигла ужаснейшая утрата. Как прекрасно чувствовать это сейчас; какой гениальный кошмар выпал на мою долю, лишив меня любимого существа, с которым я была близка во всех отношениях. Артем Коваленко был велик; он еще мальчиком хотел быть государственным человеком и улучшить жизнь остальных. Его философия вошла в школьные учебники; великие предшественники будили его напряженную мысль, а он развивал их мечты. Он помнил свое школьное утро, скрип пола под учительницей, нестерпимую скуку уроков и перемен. Каждый день своей замечательной жизни он провел так, как нужно. Когда мы встретились, в машине был шофер, и мы вдвоем; коньяк и снег на стеклах; мы неслись вперед, неизвестно куда, и наши плечи были рядом. Я помню девичий вкус политического спора в дреме снежных недель у камина любви; кофейную мудрость лиловых секунд абсолютной мглы; блаженное единение в поцелуе, охватывающее нас наедине, когда мир отключается от реальности и бытие прекращается, выбросив личности на берег смысла и тайн; море секунд, мигов и мгновений; наркотики, путешествия и званые обеды; одежды, истины и книги; и любовь, что есть всегда. Мы имели свой мир, который существует любой на выбор, и снова готовы отдать свое время этим играм, и этим ужасам, и прелестям и всему другому. И я счастлива стоять у тела Коваленко, думая обо всем, и сознавать свой восторг от ощущения наступившего конца. И будет что-то еще. Я сказала, дружищи. Да здравствует мандустра!
— Боцелуй!!! — закричала толпа.
— Что означает весь этот бред?!! — вдруг воскликнул Миша Оно, обернувшись и посмотрев на окружающих его разукрашенных существ. — Что это значит? Что станет вашим возвращением? Каков ваш смысл? Я не помню, не помню, я начинаю вспоминать. Неужели это есть то? Артем Коваленко был существом, ускользнувшим от нас, как рыба, сорвавшаяся с крючка; Артем Коваленко ушел куда-то вбок; это была наша идея, а не Кибальчиша и не женщины; и ничего нельзя сделать; и это была старая мистерия, навязшая в зубах. Я вспоминаю!
— Что? — сказал Дима.
— Долой! — закричал Миша Оно, начиная продираться через непонимающую толпу, моргающую и произносящую какие-то слова.
— Долой все это! Долой мир «пупочек», я хочу стряхнуть его с себя; долой весь этот бред!
— Уа! — крикнул ему вдогонку Дима.
Миша бежал, отбиваясь от рук и грудей разноцветной толпы, единой в своей монолитности, словно войско, готовое начать штурм. Кто-то пытался остановить его; Миша бил кого-то по морде и пытался бежать дальше сквозь женщин, мужчин и детей; и все были одинаковыми в своих различиях, и все чего-то хотели и были счастливы.
— Долой!!! — кричал Миша, устремляясь вперед. — Я хочу все, я должен все, я имею свою цель! Я вспоминаю, я помню, я знаю!
Он споткнулся обо что-то лежащее на асфальте и упал, ушибив колено и чуть-чуть не ударившись мордой о какой-то бордюр. «Что это?» — подумал он, вставая и оборачиваясь. Перед ним лежал арбалет, потерянный ефрейтором, или просто ничей. И было множество стрел, готовых лететь в мишень. Это было случайно, или неслучайно, — неважно. Оно взял арбалет как подлинную вещь и прижал его к голове.
— Я все помню, — сказал он тихо. — Это моя задача; вот для чего я здесь.
Потом он замолчал и посмотрел на людей, стоящих задом к нему и слушающих Иаковлева, который говорил все то же самое.
— Все начинается, ничего не было, было все, — гордо произнес Миша, подняв арбалет. — Я — Лао!!!
§
Семену исполнилось три года. По улице, на которой стояли замечательные дома и росли кусты, шел Миша Оно, держа наперевес арбалет, и все его существо было охвачено решимостью и силой. Иногда он шел прямо, словно солдат на параде, отбивающий шаг в такт остальным идущим, а иногда он крался, как вор или наемный убийца, выполняющий свою мерзкую работу по уничтожению какого-нибудь благородного деятеля. Этот деятель был несуществен для Миши, поскольку он осознал свою грандиозную задачу и был наполнен глобальными планами по уничтожению всей реальности в целом, а не просто отдельных составляющих ее единиц.
— Надо уничтожить этот мир! — кричал Миша, сжимая арбалет.