– Ничего, мой друг. Так нужно для дела. Настоящий наркотик без магии невозможен, нужно сказать заклинание; нужно умилостивить богов данного вещества, чтобы они снизошли до твоего структурного низа и создали то, что вознесет тебя в их специфический эмпирей!
Сказав такое, Афанасий сдернул платок одним изящным движением, взял с полки небольшую коробочку с розовыми обмылками, начал отрезать от них скальпелем маленькие куски и бросать в колбу.
– Зачем нам мыло? – спросил Миша.
– Что вы!.. – возмутился Чай. – Какое мыло! Это то вещество, приготовление которого я обычно растягиваю на сорок четыре дня; вчера я приготовил его заблаговременно из ста семидесяти сложнейших лекарств и сейчас могу употребить его в дело.
– Но вы же сказали, что глюцилин можно вообще приготовить за час! А сами делаете что-то из ста семидесяти…
– Голубчик мой… – быстро зашептал Афанасий. – Можно и за пять минут… Ой, что я говорю! Но ведь вы не продадите меня? Не продадите?
– Да нет, – мрачно сказал Миша.
– Ну вот… Можно за три-пять минут… Но… Я для вас стараюсь… Ведь вам же удовольствие… Вы посмотрите: какие вещества, какие запахи… Какие цвета! – Жидкость в колбе стала лиловой. – Ведь это же чудо, прелесть! Ведь мы живы, мы существуем и делаем что-то новое из уже известного. Разве это не наслаждение, не счастье?
Афанасий Чай грустно, чуть не заплакав, отвернулся к стене, и плечи его печально опустились.
– Извините, – сказал Миша Оно. – Я не хотел вас обидеть. Конечно, мне все нравится. Продолжайте.
Чай радостно вернулся к своим занятиям.
– Итак, друг мой, сейчас мы с вами будем осветлять эту приятную штучку кровью свежеубитого воробья.
Миша Оно тут же кивнул, ничего не говоря, чтобы не обижать старающегося для него Чая, который быстро подбежал к окну лаборатории, раскрыл его и стал долго смотреть вдаль, в ночь.
– Подойдите сюда, – медленно сказал он Мише.
Миша подошел к окну.
– Смотрите сюда… Здесь есть луна, здесь царствуют влюбленные и птицы, здесь совершаются преступления, здесь насилуют прекрасных женщин, погружая их невероятные тела в мрачную грязь, здесь ходят глупые чудесные мечтатели, желающие повеситься от восторга этой жизни, здесь вы все знаете; сюда мы приближаем нашу лиловую жидкость, нашу заготовку глюцилина; вы видите, как воробьи немедленно летят сюда, на блеск, на предощущение будущего глюцилина, вы сейчас увидите их последний, триумфальный полет – чу, я слышу шелест их крыльев! – они словно камикадзе, готовые отдать свою порхающую жизнь за нас, за наши удовольствия… Вы наблюдаете? Вы смотрите? Вы видите? Цель воробья – сложить свою голову на плахе приготовляемого глюцилина. А какова цель Миши Оно?
– Я не помню, – отозвался Миша, смотрящий в окно.
– Вот так вот! – победительно воскликнул Чай. – Воробей выше нас с вами!
В это время из темноты действительно вылетел к ним задумчивый воробей с закрытыми глазами. Он медленно покружил рядом и начал опускаться, видимо в самом деле стараясь попасть в колбу с лиловым веществом, которую Чай выставил на подоконник. И когда стремящийся к своей цели воробей уже собирался попытаться пролезть сквозь узкое горлышко колбы, Афанасий немедленно отставил ее в сторону, достав из-за спины другую свою руку с огромным ножом. Воробей по инерции ткнулся клювом в место бывшей заготовки глюцилина. Тут же Чай резким взмахом безжалостной руки отсек ему голову, которая так и осталась лежать здесь, в то время как маленькое крылатое тело исчезло в ночи, совершенно не сияя, как потухшая падающая звезда, и, наверное, упало на почву, чтобы там сгнить и произвести перегной.
– Бедняжка, – участливо произнес Чай, забирая голову в комнату и запирая окно. – Нам нужно совсем чуть-чуть твоей горячей дружелюбной крови.
Афанасий подержал голову над колбой, и красная капля, вытекшая из шеи, попала внутрь. Там начались какие-то процессы, благодаря которым лиловая жидкость действительно стала светлеть. Она светлела, становясь прозрачной, и было совсем непонятно, куда делись воробьиные эритроциты и почему все происходит именно так. Наконец Афанасий Чай победно показал Мише Оно чистую влагу.
– Это – глюцилин? – спросил Миша, начав дрожать.
– Нет еще, дорогой ты мой! Но осталось совсем ничего. Теперь нужно помочиться в нашу колбу и влить ацетон. Выпадет черный осадок. Все отфильтровывается, выпаривается до двух кубов, потом соединяется кое с чем, снова отфильтровывается и получается… глюцилин! У вас какая группа мочи?
– Я… не знаю… – сказал Миша.
– Напрасно, милый мой, напрасно. Эх, не наш вы человек! А хотите примкнуть к нам? Вы станете
– Я – никто, – ответил Миша Оно. – Я не помню. Я еще не нашел себя.
– Тогда давайте к нам! – радостно сказал Чай.
– Я подумаю.
– Подумайте. На вашу удачу у меня шестая группа мочи, как раз такая, которая нужна для глюцилина. Правда, именно сейчас я не хочу… Придется принять меры.
Афанасий подошел к раковине, открыл воду, налил себе полную чашку, выпил ее, налил еще, выпил, налил еще одну и выпил.