Змеевы дочки

А движения ножа тем временем становились все размереннее, все спокойнее. Кажется, пора!

– Отвернись, – велел он, уже зная, что Демьян не послушается. – Или хотя бы под руку не лезь.

Костяную рукоять Кузьма сжал бережно, помедлил секунду, а потом потянул нож на себя. Он верил албасты, но в то же время боялся, что вот прямо сейчас из раны, из самого сердца брызнет фонтан крови и девчонке придет конец. Он даже зажмурился на мгновение, приготовился почувствовать на лице жар чужой крови.

Не почувствовал ничего, кроме привычной тяжести клинка и стылости, от него исходящей. Словно бы серебряный нож вытянул из умирающего тела весь холод, а взамен поделился живительным теплом. А рана, и без того небольшая, на глазах затягивалась, становилась все меньше и меньше, пока почти не исчезла.

– Что это?.. – Руки Демьяна скользнули по белой повязке, поднырнули под девкин затылок, и выражение лица его вдруг сделалось удивленным, точно у малого ребенка. – Нету раны, дядька Кузьма! Там вмятина на кости была, а теперь нет. И дыхание… Слышишь, как она дышит?

Дышала она тихо, правильно дышала, как живая. Она теперь и есть живая. Права оказалась албасты. В который уже раз права.

– Налюбовался? – спросил Кузьма устало и сам, не дожидаясь, натянул простыню болезной до самого подбородка, прикрыл наготу, которая до недавнего времени так смущала Демьяна. – До утра она теперь не проснется.

– Не очнется?

– Я сказал – не проснется. А что там утром ты с ней станешь делать, не моя печаль. Пойду-ка я покурю.

Он вышел во двор как был, без шинели, уселся на крыльцо, скрутил самокрутку. За спиной хлопнула дверь, рядом присел Демьян. Какое-то время курили в полной тишине, и Кузьму это устраивало. Не любил он пустую болтовню, с младых лет отвык. Вот бы сейчас докурить и обратно в лес.

– Палий сказал, что надежды нет, – нарушил благословенную тишину Демьян. – Сказал, что она до утра не доживет. Что-то про рефлексы говорил и витальные функции, но я понял только одно – не доживет.

– Теперь доживет, – проворчал Кузьма, делая последнюю затяжку. – Только не рассказывай никому. Особенно Палию. Ему о моих способах лечения знать незачем.

– А мне? Я же своими глазами видел кинжал в ее груди. Что это был за кинжал? Почему раны не осталось?

– И тебе об том знать незачем. Кинжал особенный, очень старый. Довольно с тебя такого ответа?

По глазам было видно, что не довольно, что Демьяну хочется докопаться до самой сути. Что хоть и видел он все, а до сих пор глазам своим не верит. Кузьма вздохнул и, предупреждая дальнейшие расспросы, сказал:

– Помог я девке твоей, вот и радуйся, а лишних вопросов не задавай. Все равно не отвечу.

– Она не моя. Я ее знать не знаю.

– Теперь знаешь, коль без одежи видел. – Усталость навалилась внезапно, придавила к земле грузом прожитых лет. Сделалось вдруг так тяжко, что хоть волком вой. – А я к тебе не приходил. Уяснил, Демьян Петрович?

– Уяснил. – Он кивнул, сжал ладонями виски, будто пытаясь унять головную боль.

– И еще. – Кузьма встал, запрокинул лицо к звездному небу, вздохнул полной грудью. – Я тебе помог, теперь за тобой должок…

* * *

Убирать в доме пришлось Галке, отмывать волчью кровь на втором этаже и человеческую – на первом. Справилась, сделала все как нужно и уже только потом, когда все закончилось, выбежала во двор, сложилась пополам, уперлась ладонями в колени, стараясь дышать открытым ртом, прогоняя волну тошноты.

– Деликатная, – послышалось за спиной, и от неожиданности она едва не закричала. – Смотрю, непривыкшая ты к грязной работе.

Мефодий стоял совсем близко – и когда успел подкрасться? – смотрел с притворной жалостью.

– Напугал я тебя? – Он улыбнулся, и отступившая было тошнота вернулась. – Вот и правильно! Вишь, как оно бывает: есть человек – и нет человека! А будешь меня держаться, станешь со всем уважением, так, глядишь, и устроится все.

Мефодий сделал шаг, Галка отступила, поскользнулась и едва не упала. Может, и упала бы, если бы он не поймал ее за ворот пальто, не притянул к себе.

– Осторожненько, – сказал ласково. – С уважением. Будет мне хорошо, и твоя жизнь сразу легче станет. – Лапа его уже шарила по Галкиному пальто, костлявые пальцы тянулись к пуговицам.

– Пусти! – Получилось извернуться, оттолкнуть. – Не смей меня трогать!

– Так я еще и не начинал даже. – Мефодий лыбился, а взгляд его оставался по-змеиному холодным.

Галка отступала, он наступал. Но не спешил, словно развлекался.

– Чистенькая. Чистенькая и строптивая. Так я таких как раз и люблю, чтобы сначала через колено переломать, а уж потом…

– Мефодий! – От окрика Аделаиды он сначала вздрогнул, а потом и вовсе замер. – Иди сюда!

Послушался, отпустил Галку, посеменил к дому торопливым, стариковским каким-то шагом, даже ростом, кажется, ниже стал. А девушка так и осталась стоять, не решаясь сдвинуться с места.