Змеевы невесты

– Значит, сиди здесь, костер карауль, Глуздарю помогай, – тут же распорядился Желан, выходя из-за шатра. Он скинул на бревно неподалеку от кострища тоненький тулуп и разулся, оставшись в портах да белой рубахе, сейчас расцветшей пятнами соли и пота. – А мы окунемся, да рубахи прополоскаем.

– Там же девицы купаются, – нахмурился Стоум. – Решат еще, что мы подглядывать пришли, осерчают.

– И что? – насмешливо поднял брови Желан. – В драку кинутся? Или князю-батюшке нажалуются? Повизжат, да перестанут. А если даже и посмотрим, с них не убудет. Им терять особливо нечего, до свадьбы все равно ни одна не доживет.

Стоум за его спиной быстро переглянулся с Ирпенем. Овсень понял – им не понравилось, что лидер ватаги при въезде в лес начал вести себя нагло, словно упиваясь силой и могуществом. И перед кем? Перед малыми да слабыми.

Но как же ни один из них не заметил странного поведения пришлой девки?

Тропка к реке петляла вдоль ивовых деревьев, склонивших зеленые головы до самой земли. Река ласково шелестела, перекатываясь по камням. Словно колыбельную напевала. Овсеню тут же захотелось умыться и прополоскать рот от дорожной пыли.

Еще в пути Желан говорил, что здесь запруда для купания хороша, деревьев над ней нет, солнце ее за день прогревает. Лишь бы водяницы не баловали. Отрок коснулся рукояти кинжала на поясе и повеселел. Серебра да железа нечисть лесная побаивалась, особенно в бою закаленного и в святилище у жрецов побывавшего.

На бережке в ряд лежали девичьи рубахи с поневами, холщовые штаны, призванные защитить нежные ножки от комариных укусов, да разная обувка: от дорогих узорчатых сапожек Дарены до кожаных поршней Цветки, чья семья была намного беднее. Желан прищурился, глядя на шелковую сорочку Добронравы, расшитую по подолу диковинными цветами. Гридь шумно вдохнул, и казалось, тонкие ноздри его трепещут, как у хищника, вышедшего на охоту за серым лопоухим зайчишкой-дуралеем.

– Никак цветами залюбовался, соколик? – вдруг раздался из-за спин звонкий девичий голос.

Ах ты ж леший! Овсень так и подскочил на месте. Чужачка сидела за их спинами на огромном валуне, сложив ноги не по-людски, а на манер диких косолапых степняков. Как они прошли мимо, не заметив ее?

Дружинники при первых звуках голоса схватились за кинжалы, но спустя миг поняли, что опасности нет, и с облегчением выдохнули. Вакута пробурчал под нос ругательство.

– Могу тебе вышить такие же, как раз времени в пути хватит, – продолжала девка, весело скаля зубы. – Снимай рубаху, если желаешь.

– Кабы от твоих цветочков-то рога с хвостом через день не выросли, – буркнул Вакута, но тут же замолчал, опасливо косясь на лидера ватаги. Он главный – ему первым и говорить.

Желан подобных шуток не жаловал, на гнев был скор, на расправу – тоже, и Овсень поежился. А ну как стащит девчонку за косу на землю, заголит задницу да оттянет ремнем со всей силы? С него станется. А ведьму, хоть и внушала она мальчишке невольный трепет, все равно было жалко.

Княжеский дружинник выпрямился, глаза его нехорошо потемнели.

– Ополоумела, девка? – строго спросил Желан, нахмурившись. – Себе на исподней рубахе харю упыриную вышей.

– Сама сраму не имеешь – других хоть не позорь, – поддержал напарника Ирпень. – Может, ему еще портки перед тобой снять?

– Как можно? – ахнула девица изумленно. – В жизни бы позорить никого не стала. Наоборот, сижу вот, караулю, чтобы не смущали девочек чужие глаза бесстыжие. Меня, кстати, Василисой зовут.

И верно, была она одета, словно не купалась. Только тулупчик валялся на бережке, да сапоги рядом с ним. Девица свесила босые ноги с камня и начала болтать ими в воздухе. И удивительное дело – пахло от нее не взопревшим телом да нестиранными онучами, как часто бывает в дороге, а словно бы малиной, перетертой со смородиновыми листьями. Овсень даже не поверил поначалу, но потом принюхался и понял – пахнет от нее, от Василисы.

Шагнул вперед Стоум, что славился цветистыми речами, способными умаслить и самого сердитого. За то свое имя и получил.

– Не гневайся на нас, краса ненаглядная Василисушка, – с лукавой улыбкой склонил он голову. – Мы никого бесчестить не хотим, а только ополоснуться с дороги. Сами же будете ворчать потом, что от нас дурно пахнет, как от подгулявшего пьяницы.

– Не гневаюсь, боярин, – тут же улыбнулась в ответ девчонка. – Да только девиц смущать все равно не следует, сам же понимаешь. Я-то всякого навидалась, а остальные – пташки нежные, безвинные. Как закончим мы плескаться да оденемся, вы и приходите. Сам же понимаешь, была бы тут тетка, что за нами приглядывать должна, вас бы дальше ивовой рощицы не пустили, погнали с руганью назад.

Еще немного, и пламя конфликта было бы потушено, превратившись в серый уголек. Но Желан продолжал кипеть изнутри, и терпеть ничьи указания не намеревался.