Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ)

— Не бойся, я за тебя заступлюсь. — Милка умывала заплаканное лицо дочери кузнеца. Прадед говорил, боярыня должна заботиться о слабых: они дают сильным хлеб и кров. А Улька такой терем сделала! Милана даже подумала закрыть собой девчушку, но княжич уже убежал. Да и что она могла сделать в свои шесть лет? Должна была! Запоздалый укол совести заставил отмыть младшую подругу, почистить её сарафан, обнять и попытаться успокоить. Улька ревела, словно сейчас сюда набегут все стражники княжьего терема и постегут крапивой. — Ну, не плачь, чего ты плачешь? Пошли. Завтра ещё один терем мне построишь. Пуще прежнего!

Маленькая холопушка послушно побрела за юной боярской правнучкой, вытирая кулачками слёзы вселенской обиды. За что он на неё так накричал? Он же сам толкнулся!

***

— Вот, дура! — отревевшись о загубленном змее, Мечислав начал злиться. — Ведь видела, что…

Мечислав вспомнил, что сам перекувырнулся через спину и понял — не видела. Поймал взгляд младшего брата и с благодарностью принял его решение не напоминать о том, кто во всём виноват. Тверд пожал плечами, махнул рукой.

— Ладно тебе. Может, зашьём как-нибудь.

С сомнением посмотрел на скомканного подмышкой змея, преувеличенно бодро добавил:

— А может быть, выпорем аккуратно и лоскутки новые пришьём!

— А! Пришьём… где шолк возьмёшь? У мамки с подола срежешь?

Тверд хихикнул, Мечислав понял, что ляпнул, рассмеялся: с них станется.

— Дай хоть посмотреть.

Братья разостлали змея на траве, начали осматривать повреждения. На удивление, дырочка оказалась совсем маленькой, если попросить ключницу — втайне от мамы, конечно — белошвейки запросто починят.

Аккуратно, чтобы дырка не бросалась в глаза, сложили игрушку, и ещё немного побурчав на дур, направились к показавшемуся из-за холма Кряжичу. Тонкая струйка оружных всадников лениво приближалась к воротам.

— Ой, смотри! Дядя Четвертак!

Крикнули одновременно и побежали со всех ног. Окажись змей на нитке, ну точно улетел бы к самому небу.

— Дядя Четвертак, Дядя Четвертак! Покатай на коне! Дядька!

Всадники остановились, передний тряхнул лопатистой бородой, посмотрел на племянников, расхохотался, свесился с седла, выставил руки, принял Мечислава.

— Здорово, племянничек! Э-эх! Твердушка, ступай на ногу, подниму и тебя. Ну, чего нового в вольном Кряжиче?

Тверд забрался по стремени, устроился рядом с потеснившимся братом, куль мешает, да — ничего. Мечислав опередил брата:

— Да вот, змея пускали на реке.

— Ишь, самого Змея? Ну и как? Чего так рано возвращаетесь?

— Порвался, — потупился Мечислав, — только мамке не говори, ладно? Мы мигом зашьём.

Четвертак обернулся к воинам, ткнул пальцем в серёдку неба:

— Понятно, богатыри? А, да какие вы богатыри… вот — богатыри! Самого Змея порвали!

— Порвали да застеснялись, — откликнулся кто-то из воинов.

Мечислав забеспокоился, поднял голову к дядьке.

— Только мамке не говори, ладно? Оно случайно так получилось.

— Ясно, остолопы? Мамке, чтоб ни слова! Кто проболтается — зад надеру!

Воины заухмылялись, захмурились, позакрывали рты ладонями. Мамке — ни слова, хоть режь, ни единого.

***

Солнце едва перешло середину небосвода, начиналась настоящая весенняя жара, самое время плеснуть на лицо, как это делает отец, дождевой воды из бочки, спрятаться в тереме и выпить холодного кваса. В суматохе никто не заметил, что братья вернулись так рано, летом обычно приходили к ночи и ели уже остывшее. Сейчас же с кухни пахнет сдобным, жаренным, копчёным и варёным, аж слюнки потекли. Ясное дело, стряпухи расстарались для Четвертака и его сотни.

Братья быстро забежали в свою комнатку, бросили змея в сундук, мигом переоделись к трапезе и как послушные дети, получили по круглому, рассечённому накрест, душистому и горячему ржаному коржику. Отец, могучий папка, самый сильный на свете, хмыкнул, что-то шепнул маме, та повела тонкой бровью, но Мечислав разобрал только «…ворили», сделал вид, что не придал значения. Дядька Четвертак, кажется, услышал и подмигнул ребятам.

Папка казался расстроенным, словно не поделил с дядей деревянного коня. Поглядывал искоса, но при детях не говорил. Лишь, выбежав из трапезной, Мечислав задержался помыть руки у медного таза за дверью и краем уха услыхал басовитый голос Четвертака:

— Значит, дорожным серебром ты решил не делиться?

— Дорожное, братец — для дорог. Это не моё серебро. Мы на него города вязать будем. А уж когда свяжем, тогда и барыш утроится.

— Деньги в дороги закапывать? Миродар, не слишком ли щедро?

— Дороги нам нужны? Нужны. Меттлерштадт видишь, как торгует? А нас стороной обходит. Купцы Змеевы жалутся: кругом идти дешевлее.

Мечислав звякнул медной кружкой о таз, смутился, для порядка ещё погремел, чтобы не подумали, будто подслушивает. Но мужчины не обратили внимания, тихо себе гудели. Пришлось так же громко топать в комнату, где спрятали порванную игрушку.