Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ)

Волосы! Ах, какие красивые, длинные волосы! Будут тебе волосы, гадёныш. Нет. Гадёныще.

— Не пойду за Четвертака! — уже по привычке крикнула. За ночь накричалась, охрипла.

— Не пойдёшь, не пойдёшь — милая, — успокаивал отец, — открой, доченька.

Не сдавайся, Улька.

— Пусть мамка скажет, что не пойду!

— Мамка скажет, обязательно скажет, милая, открой только дверь.

— Нет, пусть сначала скажет!

— Да куда ему, Улечка, — прокашлявшись, хрипнула ключница. — Он же на Милане женится!

— А чего ему меня сватала? Я всё слышала! И сейчас не пойду и через год тоже не пойду!

Долгое молчание заставило Ульку победно сжать кулаки. Задумались!

— Выходи, Улечка, я согласная.

— Отойдите, я открываю.

Грязная, испачканая углём, с победной улыбкой Улька вышла из сарая. Мамка сначала не поняла, а потом схватила себя за голову, упала на колени, доползла до девочки, начала перебирать её волосы и запричитала что есть силы:

— Ой, дурёха! Ой, что же ты наделала! Волосы, волосы спутала! Узелок к узелку, узелок к узелочку, узелок на узелке! Да дёгтем всё перемазала! Да что же это такое! Всё же резать! Под корешки, милая, как же это? Они же — твоё главное богатство!

Улька зло схватила себя за едва наметившиеся груди:

— Вот моё главное богатство! Отдадите Четвертаку — и их отрежу и пирогов ему напеку! Ясно?!

— Ой, дурочка-дурёха. Тебя теперь и золотарь не возьмёт! Что же делать-то, а, что же делать-то?

Улька не мешала ключнице перебирать спутанные волосы, пусть убедится: за ночь тонкие пряди так узелками перевязала да дёгтем вымазывала, что никто теперь не распутает!

Всё обрезали, подчистую. Четвертак как увидел, расхохотался в голос — вот так невеста, молью битая! Милана, даром что подруга, тоже смеялась, дурочкой называла. Как же — сам князь заглядывался, а она вишь какая! Не видать теперь Четвертака, как пить, не видать. А Улька вспоминала его взгляд и сомневалась — с интересом он смотрел, не с брезгливостью.

Словно на зайца хитрого, которого охотнику поймать — особая гордость и почёт великий.

Доннер

— Задумался?

Милана, легонько коснулась указательным пальчиком носа Мечислава. Захотелось мурлыкнуть в ответ.

— Мр-р.

Мечислав скинул с живота её ногу. Девушка и не подумала обидеться. Прижалась сильнее, горячим соском оставив отпечаток на левой груди князя.

— Ну, подумаешь, ждала? Десять лет ждала. Молодец. Хочешь второй женой её взять? Улька — красивая.

— Да как же её взять, ей годов — то?

— Четырнадцать! Её Четвертак для себя растил, сбежала. Говорила, тебя дождётся!

— Все знали, а Четвертак не знал?

— Почему, не знал. Знал да смеялся. Когда она со своими волосами такое сотворила, говорил, отрастут, там и посмотрим. А тут ты. Хитрюга, как специально подгадала.

— Тогда, почему — второй?

— Хитрая — не умная. Была бы поумнее, стала бы первой! — засмеялась Милана, прижавшись ещё сильнее.

Мечислав отстранился со смехом, игриво оттолкнул, взялся за валявшуюся на полу рубаху:

— Ну, всё, всё. День только начался. Дел — непочатый край. Потом. Всё — потом.

— Какие ж у князя дела? Девки, да охота, да — на девок охота.

Витязь высунул голову из прорези рубахи, усмехнулся:

— Много ты в княжьих делах понимаешь.

— Чего там понимать? Наше дело простое, — девушка поднялась на кровати, начала пальцами приводить каштановые волосы в порядок, распутывать, скручивать да завязывать на затылке тугим узлом. Груди при этом поднялись, став похожими на два сдобных каравая. — Мы — добыча, а уж тебе, победителю, выбирать.

Мечислав, затягивая пояс, ухмыльнулся, посмотрел на добычу, покачал головой:

— Дура ты, Миланушка. Боярская правнучка, да всё одно — дура.

— Дура-дура, князьюшка, — девушка не моргнула глазом. — Как до тебя добралась, так сразу и обдурелась. До сих пор не отойду.

Мечислав рассмеялся:

— Вот, шельма. Ладно, пора мне. Тихомир с утра охоту готовит, всех бояр созвали.

— Я же говорю — девки, да охота. — Девушка надела сарафан, поджала ноги на кровати, начала расправлять юбку.

— Не только охота, Миланушка, не только. Воины мои по дому истосковались. Не все, конечно, кто решит остаться — надо пристроить к хозяйству. А какой из меня хозяин…

Князь рубанул рукой.

— В общем, решили мы с Твердом, что я при нём воеводой буду, а уж он — городским князем.

— Как? — девушка непонимающе склонила голову, застыла. — Ты — воеводой? А как же Тихомир?

— Тихомир собирается домой возвращаться, к своей школе. Он, небось и уехал уже.

— А почему — не ты князем?

— Не моё это, Миланушка. Сеча — да, в ней мне мало равных, но на хозяйстве лучше пусть братец.

Мечислав подошёл к кровати, обнял за плечи, поцеловал оцепеневшую девушку в лоб.

— Что с тобой?

— Что?

— Побледнела будто. Как покойница.

— А, ничего. Ничего, ступай.

Мечислав направился к двери, взялся за ручку, оглянулся.

— Завтра вечером жди, раньше не вернёмся, точно.

— Хорошо, милый. А…

— Что?

— Нет… ничего. Иди.