— Деньги…. У купца Зиновия их было много. Но деньги — это же такая мелочь по сравнению с моей великой целью. Я принёс людям мир и счастье. Я пришёл, чтобы окончательно положить конец войнам, боли, самой смерти. Весь мир идёт к этой цели, и я лишь его послушное орудие.
— Ты лжец, вурдалак. Ты не знаешь, что такое счастье. То, что счастье для одного, для другого — печаль. То, что для одних мир, для других — война.
— Знать — это не мой удел. Мой удел — вера, слепая вера в то, что мы, упыри, можем сделать всех людей счастливыми. Если бы не эта вера, думаешь, я прожил бы так долго в тени? Мне бы захотелось иметь своё лицо, захотелось бы любить, петь, радоваться. Я бы вышел из тени и непременно погиб бы. Я менял лица, я предавал и прятался, я забыл своё лицо и своё первое имя, я почти забыл уже лицо Сервы Адюльтера — моего бога. Но я всегда помнил одно — все должны стать упырями. Пить кровь, потреблять всё, что даёт мир, получать все возможные удовольствия от жизни. Все должны быть равны, все люди должны быть братьями. И ради этой цели я долго жертвовал своими упырями. Помнишь Талмата и Госту? Сильнейшие вурдалаки. Я обратил их. А Гарольд. Каким он мог стать слугой нашей великой цели. Я приносил их в жертву, я предавал их, и всё ради своей цели. И ради этой великой цели я принесу ещё одну великую жертву. Я убью тебя, Змей Горыныч, я выпью твою кровь без остатка и сам стану Змеем.
— Этого не может быть, — проговорил Ратмир, тщетно пытаясь собраться с мыслями, — Симаргл не позволит.
— Даже Симаргла можно провести, если знать, как. Я живу уже много веков на этом свете. Я знаю, зачем Сорочинский Мастер создал свой клинок, знаю его истинное предназначение. Если я убью тебя этим мечом, я заберу всю твою силу. К сожалению, меч пока ещё у Никиты. Но даже если я выпью немного твоей крови, часть твоей силы перейдёт ко мне. Этого хватит, чтобы уничтожить всех их и завладеть мечом.
Последние слова Зиновий произнёс не своим, но уже знакомым Ратмиру голосом. В одно мгновение лицо его изменилось, плечи увеличились в размере в два раза, купец значительно увеличился в росте, на лице появилась густая рыжая борода. Теперь перед Ратмиром стоял богатырь Гарольд и ухмылялся своей привычной презрительной ухмылкой.
— Ты не сможешь забрать мою силу, — всё ещё не сдавался Ратмир, — кровь оборотней ядовита для упырей. Если ты покусаешь меня, мы погибнем вместе.
— Я не говорил, что покусаю тебя. Будислав, Красибор.
В темницу вошли два упыря. Один из-за густых бровей был больше похож на филина, второй своим видом напоминал хорька. Второй, которого именовали Красибором достал из складки одежды острый кинжал и ударил им по руке чародею. Ратмир почувствовал острую боль, кровь обильно хлынула из раны. Другой, которого именовали Будиславом, поднёс к струящемуся потоку серебряную чашу. Кровь быстро наполнила сосуд, и упырь передал его Гарольду. Вождь вурдалаков достал какой-то флакон и пролил в чашу его содержимое.
— Отлично, — проговорил Гарольд, — теперь твоя кровь очищена. Тот, кто мне мешал, тот мне поможет, то, что должно было меня убить, сделает меня всемогущим.
И с этими словами он прикоснулся к чаше губами и принялся пить. Будислав же принялся заботливо перевязывать рану Ратмиру.
— Зачем ты помогаешь ему? — прорычал Красибор, — он всё равно нам не нужен.
— От того, что он должен умереть не значит, что он должен страдать, — отвечал Будислав. — Почему его смерть должна быть мучительной?
— Ты жалеешь этого мальчишку? Ты размяк как тюря, Будислав.
— Довольно, — властно гаркнул на них Гарольд, — сейчас не время для споров. Змей пока останется жив. Я забрал его силу, но не всю, а только часть. Чтобы получить всю его силу, я должен убить его чародейским мечом, его мечом, а меч пока ещё у Никиты Кожемяки.
— Мы идём в атаку? — спросил Красибор.
— Да, собирайте всех, кого успеете. Но не всех, кто здесь есть. Хватит и немногих. С моей новой силой можно одолеть хоть целую дружину.
С этими словами Гарольд покинул темницу, вслед за ним ушёл и Красибор. Но Будислав задержался. Он как-то странно всматривался в лицо Ратмира, будто пытался в нём что-то разглядеть.
— Твоего отца звали Вышеслав? — спросил вдруг он.
— Да, ты знал его?
— Знал, ты похож на него.