Змей Горыныч (СИ)

С этими словами Вышеслав направился на гору. С одной стороны, он был даже рад, что Будислав понял наконец прелесть женской ласки. Нужно было найти ему женщину, замену Авдотье, но сейчас это сделать было очень непросто. Все женщины, что жили у подножия горы, давно разъехались. В их числе и та, что была матерью единственного ребёнка, которого Вышеслав признал своим сыном, который был назван Ратмиром. Он был ещё малым ребёнком, но внешние сходства с отцом были видны всем. Те же черты лица, тот же цвет глаз, цвет волос.

Вскоре Будислав вернулся на Сорочинскую гору и тут же отправился к владыке. Он предложил мастеру свою помощь, просил дать ему как можно больше работы. Ему нужно было забыться, работа была лучшим способом. Вышеслав искал повода примириться со старым другом, но Будислав игнорировал его и смотрел как на пустое место. Даже Сорочинский мастер заметил, что его первые ученики рассорились друг с другом, но он был слишком занят работой. Нужно было торопиться. У подножия горы снова появились упыри. Но теперь это был не царь-Кощей, а какие-то другие кровососы, называющие себя безголовыми. Ходил слух, что они поклоняются отрубленной голове своего вождя, тело которого куда-то пропало, и эта голова при помощи каких-то неведомых чар даже говорит с ними и отдаёт им приказы. Однажды Будислав решился спуститься с горы, чтобы разогнать эту мерзкую свору. Полдня дня он бродил с меченосцами в окрестностях горы, но так никого не встретил. Чародеи уже собирались уезжать, но тут один из них кого-то нашёл в чаще леса. Небольшой шалаш из веток был сделан очень искусно. Но больше одного человека здесь никто не смог бы жить. И вот жителя этого шалаша вывели на улицу, и Будислав узнал Авдотью.

— Женщина, — удивились чародеи.

— Ведьма, — уточнил один из них, — женщина без чародейских способностей не протянула бы в лесу с упырями ни дня.

— Что будем с ней делать, Будислав?

— Отведём её в посёлок у подножия, там я её допрошу.

Будислав старался не выдавать своих эмоций. Любовь и ненависть, страсть и боль наполняли его. С трудом чародей сдерживался, пока, наконец, они снова не остались наедине. Будислав прикоснулся к эфесу меча, но не успел его достать: на его руку опустилась маленькая нежная рука. И снова этот чудесный запах вскружил ему голову. Этот запах сводил его с ума. Невозможно было передать, как он скучал по этому аромату, как у него сжималось сердце, когда ему казалось, что он чует что-то знакомое. Губы сами потянулись к её губам. Вскоре они снова оказались в постели. Как раньше. Никогда ещё Будислав не любил её с такой страстью, никогда ещё не хотел обладать ей так, как сейчас. Он не боготворил её так, как прежде, и потому в постели позволял себе больше, чем раньше. Целовал её там, где прежде не целовал, обнимал так, как раньше не обнимал никогда. Она была не против, ей это нравилось, а порой она даже хохотала от удовольствия и сжимала его в своих объятиях с неистовой силой. Но когда всё закончилось, Будислав словно пробудился ото сна, и ненависть снова переборола любовь.

— Проклятая ведьма, — заговорил он, — ты предала меня.

— Я не виновата. Вышеслав вынудил меня. Он хотел меня убить.

— Ложь. Он бы не за что этого не сделал.

— После того, как я отказала ему. Он сказал, что, если я ему не отдамся, он не пощадит меня. Я же была ваша невольница. Но теперь я свободна, и никто, кроме тебя не знает, что я здесь.

— Я не верю тебе. Ты истинная дочь своего отца.

— Тогда почему я не вернулась к своему отцу? Почему осталась здесь, не смотря на запрет Вышеслава? Я люблю тебя Будислав.

— Я очень хочу тебе поверить. Но…. Нам нельзя быть вместе. Теперь я это понял. Уходи к своему отцу.

— Он не примет меня. После того, что случилось…. Нет, скорее всего, он меня убьёт. Давай сбежим вместе, ты же не раб своего мастера, ты — свободный человек, чистокровный чародей.

— Мы не выживем вдвоём, — отвечал ей Будислав, — если только….

— Если только что?

— Нет, ничего.

Он уже был полностью одет и вскоре направился на гору. Вечером Сорочинский мастер собирал пир, на который приглашал всех своих чародеев, всех своих братьев. Это могло означать лишь одно: его величайшее творение было готово, и он готов был показать его миру. Небольшой свёрток принёс владыке слуга. Пока чародеи сметали со стола мясо и блины, запивая всё это вином, Сорочинский мастер достал меч, не знающий равного в своей искусности выполнения. И чародеи замерли от восторга.