Змей и голубка

Рассказчица наклонилась к зрителям, лукаво сверкая глазами, и приложила ладонь ко рту, будто раскрывая нам секрет:

– Но забыл он, что Бог заповедал прощать. Потому-то коварной злодейкой-Судьбой уготован безумцу был жребий иной.

Высокая и изящная темнокожая актриса следующей выскользнула из повозки. Развевая черными одеждами, она обошла вокруг притворного Архиепископа, но он ее не замечал. Настоящий Архиепископ еще крепче вцепился в меня.

– Красавица-ведьма под ложной личиной во грех вовлекла его, ныне мужчину. – Из повозки выпрыгнула третья актриса в великолепном белом одеянии. Она вскрикнула, и притворный Архиепископ бросился к ней.

– Что здесь происходит? – прошипела я, но ответа не получила.

Притворный Архиепископ и женщина в белом стали обходить друг друга по кругу, обмениваясь чувственными взглядами. Она провела ладонью по его щеке, а он заключил ее в объятия. Судьба со зловещей улыбкой наблюдала за ними. Толпа зароптала, переводя взгляды с актеров на Архиепископа. Рид остановился, уже не пытаясь пробиться через толпу. Он замер на месте и прищурился, наблюдая за представлением. У меня зазвенело в ушах.

– Устоять пред красою ее он не смог, все обеты отринул и с нею возлег. – С этими словами рассказчица посмотрела на Архиепископа и подмигнула ему. Кровь отлила от моего лица – я уже не видела ничего вокруг, только ее кожу цвета слоновой кости, ее стан, излучающий силу и молодость. Ее зловеще знакомые зеленые глаза. Они походили на изумруды.

Звон в ушах стал громче, и осмысленность оставила мой ум. Мои ноги подогнулись.

Притворный Архиепископ и женщина в белом обнялись, и толпа оскорбленно ахнула. Рассказчица хихикнула.

– Лишь позднее раскрыла она свою суть, а затем поспешила во мрак ускользнуть. Он остался один на том дьявольском ложе, клял волос лунный блеск и фарфор ее кожи…

Женщина в белом засмеялась и вывернулась из рук притворного Архиепископа. Он упал на колени, вскинув кулаки, а она убежала обратно в повозку.

Лунный блеск волос… Фарфор кожи…

Я медленно обернулась, слыша, как сердце яростно колотится в ушах, и уставилась на Архиепископа. Он сжимал мою руку так сильно, что было больно.

– Луиза, послушай…

Я отшатнулась от него, прорычав:

– Не прикасайтесь ко мне.

Рассказчица заговорила громче:

– Обо всем позабыть он стремился с тех пор, но еще не свершился Судьбы приговор.

Актриса в белом снова вышла, но теперь живот ее заметно выдавался вперед – она была беременна. Совершив красивый пируэт и разметав подол платья, она выхватила из юбок ребенка. Малышке было не больше года, она гулила и хихикала, а в ее глазах плескался восторг. Уже сейчас ее нос усеивали созвездия веснушек. Притворный Архиепископ, увидев ее, упал на колени, вцепившись себе в лицо и в одежды. Его тело сотрясалось от безмолвных криков. Толпа ждала, затаив дыхание.

Рассказчица присела рядом с ним и погладила по спине, тихо мурлыкнув ему в ухо:

– Ведьма весть принесла, вновь его посетя: от союза их вскоре… – она примолкла и посмотрела на толпу, сладострастно улыбнувшись, – …родилось дитя.

Рид наконец пробился через толпу, а шепот все нарастал – зрители повернулись к Архиепископу, и неверие в их глазах сменилось подозрением. Шассеры следовали за Ридом, крепко держась за балисарды. Кто-то что-то крикнул, но в суматохе никто не расслышал слов.

Рассказчица медленно встала – посреди хаоса ее лицо было совершенно безмятежным – и обернулась к нам. Ко мне.

Лицо из моих кошмаров.

Лицо смерти.

– А исторгла его на свет белый из чрева… – Рассказчица улыбнулась и простерла ко мне руки. Лицо ее взрослело, волосы прямо на глазах окрашивались ярким серебром. Позади нее послышались крики. Рид уже бежал к нам и что-то кричал, но я не могла разобрать слов. – …La Dame des Sorcières – всех ведьм королева.

Часть lll

C’est cela l’amour, tout donner, tout sacrifier sans espoir de retour. Это и есть любовь: все отдать, всем пожертвовать без надежды что-либо получить взамен.

Альбер Камю[22]

Тайны раскрыты

Лу

Послышались крики, и люди в панике и растерянности стали разбегаться по сторонам. Я не видела Рида. Не видела никого, кроме своей матери. Она стояла неподвижно посреди толпы – как белый маяк в надвигающейся тьме. Улыбалась. Распростерла руки в мольбе.

Архиепископ заслонил меня собой, когда ведьмы устремились к нам. Я отшатнулась, не понимая всей сути чувств, бушевавших внутри – среди них было исступленное неверие, леденящий страх, неистовый гнев. Ведьма в черном, Судьба, первая приблизилась к нам, но Архиепископ выхватил из-под одежд балисарду и вонзил ей глубоко в грудь. Судьба попятилась по ступеням и рухнула в руки сестры. Другая ведьма с визгом ринулась вперед.

Мелькнула синева, и лезвие распороло ей грудь сзади. Она закашлялась, беспомощно хватаясь за рану, а затем чья-то рука толкнула ее вперед. Ведьма медленно соскользнула с лезвия и упала.