Змей и жемчужина

Конечно, я не очень-то верила, что это действительно настоящая рука евангельской святой. Нет никого практичнее ордена монахинь, которым надо срочно отремонтировать места для певчих в церкви, а когда столько монастырей в Венеции конкурируют за послушниц, за которыми их семьи дают большое приданое, настоятельнице требуется нечто существенное, чтобы богатые семьи стремились отдать под её начало своих дочерей. У монастыря Святого Захария святых мощей и реликвий хоть пруд пруди, у монастыря Святой Клары имеется один из гвоздей, которыми руки Христа были прибиты к кресту; и к ним выстраивались очереди из богатых девушек, решивших принять постриг. Так что когда-то, во время оно, какая-то давняя настоятельница монастыря Святой Марфы могла вполне по земному устало пожать плечами и осторожно навести справки среди поставщиков святых реликвий и мощей, которые, как известно, могут добыть вам всё, что угодно: от кусочков Честнаго животворящего креста Господня до пряди волос святой Марии Магдалины, если только вы не слишком уж разборчивы. И вот смотри-ка — у монастыря Святой Марфы появились собственные святые мощи, которые можно выставить на всеобщее обозрение — кисть руки небесной покровительницы обители, которая, как уверяли монашки, оживала и творила крестное знамение всякий раз, когда она исполняла просьбу, изложенную в молитве человека истинно благочестивого. И вскоре среди новых послушниц появилось столько девиц с богатым приданым, что вновь обретённые святые мощи поместили в прекрасный новый ковчег из серебра и слоновой кости, усеянный по бокам гранатами и жемчугом, с оконцем из горного хрусталя, через которое молящиеся могли видеть саму руку святой, немного увядшую, немного потемневшую и высохшую, но не лишившуюся украшающего один маленький, загнутый внутрь палец резного золотого кольца.

Я задрожала, глядя на эту руку, лежащую сейчас на ворохе моей одежды. Может быть, теперь она выглядит иначе, потому что я её украла.

Видит Бог, я не собиралась этого делать. Я хотела забрать только ковчег. Я отчаянно желала уехать из Венеции, отчаянно хотела попасть в Рим, но всё же не настолько отчаянно, чтобы украсть святые мощи (даже если они были не такими уж святыми). Мне были нужны деньги, а ковчег, по моим подсчётам, должен был стоить добрых три сотни дукатов, если разломать его на части, которые невозможно будет опознать: неогранённые драгоценные камни и серебряные резные филёнки. Я должна была получить триста дукатов приданого от моего отца, триста дукатов, которые я теперь никогда не получу. Мне задолжали. А из-за того, что мне и дальше не везло, церковь оказалась единственным местом, где я могла быстро сорвать куш после того, как стащила у отца рецепты и сбежала. Единственным местом, где было хоть что-то ценное, что можно было продать, чтобы иметь достаточно денег для путешествия на юг.

Вот я и взяла ковчег, но я никогда бы не взяла саму руку. Тяжёлым основанием алтарного подсвечника я разбила оконце из горного хрусталя и, в ужасе оглядев пустую церковь, высыпала на алтарь осколки. Я не могла заставить себя засунуть руку в ковчег и дотронуться до святых мощей, так что я только невнятно пробормотала молитву: «Святая Марфа, прости меня», вытряхивая руку наружу. Я собиралась почтительно завернуть её в вышитый алтарный покров, но тут я услыхала доносящийся из нефа шум и ударилась в панику. Мне удалось отвлечь монашек и войти в церковь одной, но я отлично понимала, что у меня будет мало времени — возможно, лишь несколько секунд. И я просто схватила ковчег и бросилась бежать.

Когда я взяла ковчег, он был пуст — я могла бы в этом поклясться. Но, как видно, высохшая ладонь руки святой Марфы зацепилась за зазубренные края расколотого оконца, когда я торопливо завернула всё в плащ, потому что позже, когда я уже продала кусочки ковчега за цену, намного меньшую, чем он на самом деле стоил, я вдруг обнаружила Святые мощи, запутавшиеся в моём плаще на дне перемётной сумы. Я уставилась на них в ужасе, но ничего уже нельзя было исправить. К тому времени я уже села на корабль — то был самый дешёвый способ добраться из Венеции в Феррару. Но даже если бы корабль тотчас же повернул обратно в сторону Венеции, я уже не могла вернуть мощи на место, потому что меня бы сразу арестовали за осквернение церкви.