Змей и жемчужина

— Двенадцать ходов до победы, если пойти конём вот сюда, — а Лукреция беззаботно болтала, не переставая тараторить даже на вдохе:

— Отец говорит, что, когда он станет Папой, моей руки будут просить принцы. По словам отца, дон Гаспаре тогда будет для меня недостаточно хорош, хотя я не знаю, хочу ли я разорвать эту помолвку. Одну мою помолвку, с доном Хуаном де Сентенельесом, уже разорвали в прошлом году...

Когда мой отец станет Папой. Когда, а не если. Конечно, он хотел заполучить папскую тиару. Он мечтал о ней и ради неё плёл интриги и строил козни. Я знала это, ещё когда он ухаживал за мною, так весело уверяя меня, что с него достаточно простой кардинальской шапки. Я вздохнула, проводя гребнем по белокурым волосам Лукреции.

— Хотите ещё каштанов, мадонна Джулия? — послышался голос из дверей лоджии. Я обернулась и увидела Кармелину, повариху, стоящую с тарелкой каштанов в руке.

— Мы вас всё-таки разбудили, — огорчённо сказала я. — Идите спать! Мы можем и сами принести себе вина и сладостей, если нам захочется ещё.

— Чепуха, я всегда встаю до рассвета. — Она вошла в лоджию и поставила тарелку с каштанами возле шахматной доски. — Если вы просто... о, святая Марфа, помилуй меня!

Я услышала заунывное «бе-е-е» и увидела, как из-за юбки Кармелины выходит козлёнок. Белый, пушистый, большеухий, он огляделся и жалобно заблеял. Мадонна Адриана, всхрапнув, проснулась.

— Это ещё что такое? — вопросила она. Я хихикнула.

— Это ваш ужин. — Кармелина зловеще посмотрела на козлёнка. — Он с прошлого вечера всё убегает из кухни и увязывается за каждым встречным. Вроде должен бы был понять, что он всё равно в конце концов окажется на вертеле, нафаршированный сыром, копчёной острой ветчиной и мускатными грушами, но у коз всегда не хватает мозгов. — Её тон сделался задумчивым. — Кстати, мозги тоже можно приготовить очень вкусно, если мелко порубить их со сладким майораном и петрушкой...

— Вы не можете его зарезать, — запротестовала я. — Только посмотрите, какая у него мордочка!

Козлёнок снова жалобно заблеял. Кармелина грозно посмотрела на него, уперев руки в боки.

— По-моему, мадонна Джулия, он вполне сгодится для ужина.

— Нет, не сгодится. — Я подхватила козлёнка на руки и положила его себе на колени. Лукреция захихикала, когда он принялся жевать уголок её рукава. А я начала ласкать его белые вислые ушки.

— Я отменяю его смертный приговор.

— Где вы были, когда меня арестовывали? — прошептал Леонелло, или мне показалось, что он это прошептал, потому что, когда я посмотрела на него, он уже снова уткнулся в свою книгу.

— Что же ещё прикажете мне готовить на ужин? — не отступала Кармелина. — Если у нас не будет жареного козлёнка, то остаётся только похлёбка и размоченный в подогретом вине хлеб.

— Я не имею ничего против похлёбки и хлеба, размоченного в подогретом вине, — просительным тоном проговорила я, гладя козлёнка. — А ты, Лукреция?

— Нет, нет, пожалуйста, не убивайте его!

Кармелина мрачно посмотрела на козлёнка.

— Тебе повезло, — молвила она и повернулась, чтобы уйти.

— А за кого вы, Signorina Cuoca?[62] Кого бы вы хотели видеть Папой? — Леонелло поднял глаза от своей книги. — Нашего кардинала Борджиа? Или одного из ваших земляков-венецианцев, кардиналов Джирардо, Дзено или Микьеля?

— Это меня не касается, — коротко и резко сказала Кармелина.

— Если бы мы интересовались только тем, что нас касается, жизнь была бы очень скучной. — Леонелло лениво улыбнулся. — Так, например, мне очень даже интересно всё, что касается вас.

Кармелина зло на него посмотрела и скрылась за дверью. Так, так. Моей любимой поварихе не понравился мой новый телохранитель. Всякий раз, когда он обращался к ней, она злилась.

— Вам не следует её дразнить, — сказала я ему, едва за ней захлопнулась дверь. — Не дело злить кухарку, не то вы будете есть только подгоревшее рагу.

— Я не могу удержаться. — Он поглядел на дверь, за которою скрылась Кармелина. — У этой женщины точно есть секреты.

— У всех нас есть свои секреты? Разве у вас нет?

— О, есть, и множество.

— Расскажите мне хоть один. Вы уже шесть дней ходите за мною тенью, а я ничегошеньки о вас не знаю.

— А вы уверены, что в детстве вас не подменили крестьянской девочкой, мадонна Джулия? Девушки вашего происхождения и воспитания не интересуются жизнью своих слуг.

— Ну, хорошо, хорошо, держите свои секреты при себе. — Я погладила лежащего на моих коленях козлёнка, чтобы отвлечь его от жевания моего рукава. — По крайней мере, скажите мне, что вы читаете.

— Гомеровы гимны[63]. — Леонелло любовно провёл рукой по искусно тиснённой коже переплёта. — Если я надолго останусь в этом доме, я сильно избалуюсь в том, что касается книг.

— Я люблю поэзию. Особенно Петрарку. Во всяком случае, при некоторых настроениях.

— Я никогда не бываю в настроении для чтения Петрарки.

— А чем вам не нравится поэзия Петрарки?

— Недоразвитые душевные порывы, выраженные в сладеньких стихах, посвящённых скучной блондинке.