Люсиль сморщилась и замахала на меня руками. «Миссис Джекобс! – одними губами подсказала она мне. – Не Эдвина. Никаких имен. Это протокол».
– Успокойтесь, Саш, незачем вмешивать СМИ…
– Эдвина, скажите об этом Люсиль. – Я протянула ей трубку. – Эдвина хочет поговорить с вами.
Агент секретной службы переводила глаза с меня на телефон с таким видом, будто аппарат находился под напряжением. Наконец она взяла его и поднесла к уху.
– Миссис Джекобс? С точки зрения миссис Тэкери, все сводится к ее воротам. Мне очень жаль… – Ее голос оборвался. Она замолчала, и я смогла услышать жужжа-ние голоса Эдвины Джекобс. Люсиль кивнула, прикры-ла микрофон рукой и обратилась ко мне: – Если я от-крою ворота, вы позволите мне расставить моих людей вокруг вашего дома, пока Эдди не уедет отсюда?
– Да. –Я была готова на все, только бы разрешить эту ситуацию.
Люсиль снова заговорила с Эдвиной:
– Мы обо всем договорились. Я согласую это с моим начальством, мэм. Да, мэм. Конечно, мэм. –Люсиль вернула мне телефон: – Миссис Джекобс хочет погово-рить с вами, миссис Тэкери.
Я поднесла телефон к уху:
– Эдвина, огромное вам спасибо. Мне бы очень не хотелось, чтобы ваша дочь и мой сын стали предметом сплетен. Так что вам не о чем волноваться.
– Мне наплевать на ваши намерения. Я забираю свою дочь. – Голосом Эдвины Джекобс можно было ре-зать скалы. – И запомните: если из-за вас хотя бы одно слово просочится в прессу, если Эдди будет причинен хоть какой-нибудь вред, если с ее головы упадет хотя бы один волосок, я лично прослежу за тем, чтобы официальные органы не оставили камня на камне и от вашего бизнеса, и от вашей семьи. Другими словами, я уделаю вашу жизнь, жизнь вашего излишне амбициозного сынка и всего вашего клана сборщиков яблок! Ставлю вас в известность, что президент и я уже направили к вам че-ловека, чтобы он вернул Эдди домой. – Она уже крича-ла. – Это доверенный член нашей семьи! Он будет у вас через несколько часов! Вам лучше не попадаться ему под руку и выказать ему больше уважения, чем вы выка-зали мне!
– Присылайте его. Буду рада познакомиться. А вы не суйте нос в мой бизнес, мою жизнь и жизнь моего сына. Иначе я приеду в Вашингтон и надеру вам задницу!
Молчание. Мы обе вдруг осознали, что делаем. Пер-вая леди США и первая леди округа Чочино в своем самом первом разговоре опустились до уровня базарных торговок.
– Всего наилучшего, – быстро сказала я.
– Прощайте, – не сдалась Эдвина.
Я сунула телефон обратно в чехол на поясе. Мы с Логаном посмотрели друг на друга.
– Мне очень жаль, – пробормотала я.
– Тебя могли бы арестовать за то, что ты ей нагово-рила, сестренка.
Люсиль печально кивнула:
– Миссис Тэкери, это федеральное преступление – угрожать первой леди. – Она помолчала. – Если бы я слышала ваши слова, я обязана была бы прореагиро-вать.
– Спасибо. А теперь открывайте ворота. – Я поте-ряла весь свой задор. Ничего другого нам не оставалось.
Я смотрела, как Люсиль отходит в сторону, и Логан открывает наши высокие, красивые, совершенно беспо-лезные ворота. Мы широко распахнули их. Почти мгновенно агенты оказались рядом с машинами и заняли свои места. Они въехали на мою землю, словно не со-мневались, что их не остановят. Я прижала руку к живо-ту. Меня снова тошнило.
Мир не просто явился к моему порогу – он быстро заполнял мой дом, пуская корни в моей жизни и в жизни моего сына. И все-таки я должна была собрать урожай, который вырастила, как это приходится делать всем нам, рано или поздно.
Начался сезон сбора яблок.
Мне оставалось только встречать свою судьбу – и убийцу, посланного Эдвиной.
Полковник Ник Якобек. Не слишком плохая карье-ра: начал в двадцать с небольшим и закончил в тот мо-мент, когда дядя баллотировался в президенты страны. Держаться приходилось еще более незаметно, чем я на-учился за почти два десятилетия «особых операций» в других странах. А когда дядя Ал сел в кресло в Белом доме, мне пришлось вообще практически исчезнуть со сцены. Я получил весьма скромное пенсионное обеспе-чение. Известность и тайна не лучшим образом сочета-ются друг с другом. Но я научился справляться с этим.
Я был родственником президента, о котором обо-жали говорить его политические противники. Хейвуд Кенни с завидной регулярностью вспоминал о проис-шествии в Чикаго и о моей карьере в армии. Он награ-дил меня прозвищем, по которому меня легко узнавали его читатели и слушатели национального радиошоу. Бе-шеный пес Якобек. Это я. Живое доказательство того, что взгляды Ала на любой предмет, включая армию, пре-ступность, наркотики, секс, семейные ценности, вос-питание детей и международные отношения (можете выбрать по своему вкусу), могли быть проанализированы сквозь призму малоприятного семейного багажа. Этим багажом был я.