– Да неужели? Пока что он продемонстрировал только способность уложить в постель самую рассуди-тельную молодую женщину планеты и сделать ей ребен-ка. И она ему это позволила. Моя дочь, с которой я го-ворила о контроле над рождаемостью с того самого мо-мента, как она достаточно подросла, чтобы понять все! Я водила ее в клинику, где ей все показали на анатоми-чески идентичных куклах. Моя дочь, которая в двенад-цать лет искренне пришла к философскому выводу о том, что девственность и целомудрие можно и нужно защищать. Какой-то юнец оказался настолько ловким и хитрым, что сумел заставить ее отказаться от основных ценностей нашей семьи, наших друзей, окружающих нас людей. Какой-то выскочка с фермы смог сбить с толку мою… – ее голос задрожал, – мою девочку, такую благоразумную, и разрушить ее будущее, которое так много для нее значило…
– Оно много значило для тебя, – поправил я. – Если ты сейчас перестанешь общаться с Эдди, ты об этом пожалеешь. Ты будешь не права.
– Нет. Она вернется домой. Ты увидишь. На моих условиях.
– А что собирается делать Ал?
– Мы это обсуждаем. Я уже сказала тебе, что он до-верил мне разбираться с этой ситуацией.
Я подумал: «И это человек, нашедший меня в мек-сиканской больнице, когда мне было четырнадцать? И это человек, который привез меня к себе домой и сде-лал все, чтобы я почувствовал себя своим? Эдвина лжет. Он никогда не оставит дочь в беде».
– То есть ты хочешь сказать, что Ал зол на тебя, как черт?
Эдвина выбросила вперед палец с длинным наманикюренным ногтем, напоминающим коготь хищной птицы.
– Он не был в тот день в парке, когда мы едва не… Когда ты… Эдди – моя дочь, и я не могу забыть… – голос Эдвины прервался, и ей пришлось несколько раз глотнуть, чтобы взять себя в руки. – Черт побери, Ни-колас, она же согласилась с тем, что ее жизнь не должна пройти впустую! Мы договорились о том, что она подо-ждет с браком и детьми, пока не займет место в отделе по связям с общественностью. Что она будет делать с ребенком на руках в ее возрасте? И каким-то пустым местом вместо мужа? Николас, их брак даже не являет-ся законным! Если бы только она пришла ко мне в тот момент, когда поняла, что беременна, я бы помогла ей справиться с трудностями.
– Если ты имеешь в виду, что заставила бы ее сде-лать аборт, – медленно сказал я, – то, вероятно, как раз поэтому Эдди к тебе и не приехала. И вероятно, как раз поэтому она не хочет говорить с тобой сейчас.
Эдвина окаменела.
– Я не уверена в том, что именно посоветовала бы ей. – Ее голос звучал ровно, почти равнодушно. – Но я не заслуживаю того, чтобы выслушивать твои инсинуа-ции. Я всегда за свободный выбор, Николас. Не за аборт, а за возможность выбора.
– У моей матери в свое время не было выбора. Ее отец ей его не оставил.
– Ты не можешь сравнивать…
– Нет, могу, – очень тихо ответил я.
Я встал, а они сели. Эдвина и ее советники – мафия родственниц с фамилией Хэбершем, умные подруги, помощники с красивыми прическами и полированными ногтями. Двадцать человек расселись вокруг неболь-шого овального стола в маленьком конференц-зале в западном крыле Белого дома.
Тема заседания: Хаш Тэкери и ее сын. За и против.
– Полковник, скажите, она выглядит как белая женщина или можно сразу сказать, что ее бабушка была индианкой? С этим надо как-то работать или мы можем использовать это с выгодой для нас? – спросила черно-кожая помощница без тени иронии.
– У нее рыжие волосы и зеленые глаза, – сказал я. – Она курит индейскую трубку, получила степень ба-калавра по бизнесу в вечернем университете, воспитала сына, который готов перегрызть глотку любому ради Эдди.
– Она курит! – одна из советниц записала инфор-мацию и нахмурилась.
– А как насчет религии? – спросила другая, глядя в свои записи. – Насколько мне известно, Дэвис Тэкери посещал нечто под названием евангелистская церковь Урожая с песней. Его мать все время делает внушитель-ные Пожертвования. Эта церковь объединяет все рели-гии. Пастор – женщина.
– И что же они делают? Укрощают змей? – дро-жащим голосом поинтересовалась сухощавая блондин-ка, нервно вертя в руках двухсотдолларовую золотую ручку. – Заговаривают болезни? Лечат верой?
– Поют, – уточнил я. – Вчера преподобная Бетти и ее хор были на ярмарке. Они пели «Пусть не разорвет-ся круг», Хаш Тэкери пела вместе с ними. И играла на бас-корыте.
– На чем?!
– Это перевернутое металлическое корыто. В днище делают дырку, протягивают сквозь него толстую струну и привязывают ее к шесту. Одной ногой надо упереться в корыто, левой рукой держат шест, правой играют на струне. Напоминает басовое звучание виолончели, если вы умеете играть. Хаш Тэкери умеет.
– Это все индейские штучки, – заметила брюнетка в очках и сделала запись в блокноте. – Нам нужна фо-тография. Мы должны сфотографировать вас и прези-дента с новыми родственниками, миссис Джекобс.
Эдвина кивнула:
– Хорошо. Но сначала я хочу сама встретиться с ней. Потрясти ее клетку. Показать, с кем она имеет дело.
– Думаю, ей все равно, с кем она имеет дело, – за-метил я.