Змей из райского сада, или История Евы Королевой, родившейся под знаком Водолея

Я обожаю дарить подарки. А как осчастливить Машку, знаю наверняка. С ней все просто. Ей надо того, чего нет ни у кого. Это только на первый взгляд совершенно невозможно. Стоит только немного подумать, и решение готово. Парижский блошиный рынок — вот рай для таких, как она.

С одеждой они с Натальей прекрасно справляются сами. Наташка как-никак художник по костюмам. Всю зиму Мария проходила в совершенно убийственной дубленке, ярко-синей, с морозной вышивкой сказочной красоты. Все это для нее придумала Наташка. Сама перекрасила замшу. Сама вышивала. Сама подогнала по фигурке. Всю зиму прохожие врезались в фонарные столбы, когда мимо проходила подающая надежды актриса, урожденная звезда Машка Ольшанская.

Я же привезла ей два широченных и выпуклых металлических браслета. Сверху металл был эффектно состарен изящной паутинкой микроскопических трещин. Таких не было ни у кого. И смотрелись они потрясающе.

Там же нашла я и кожаную сумку. Она была объемная, как лошадиное седло. Коричневая, мятая, мягкая. А лямки сидели на двух толстых кольцах, ювелирно обвязанных кружевом из тончайших кожаных шнурков. Сумка эта брала на себя все заботы о стильном имидже. Все остальное при ее наличии было уже неважно.

Машка визжала и радовалась, как сумасшедшая. Расцеловала меня так сильно, что у меня заболели щеки. Я смотрела на нее с легкой грустью. Модной вещью обрадовать меня уже было невозможно. Бедный Мишутин. Больше он ничего не умел.

— А сама-то чего невеселая? — спросила меня проницательная Машка. — С Мишутиным что-нибудь не так?

— Да нет, — ответила я обреченно, как жена алкоголика. — Все так. Все так, как и должно было быть. То есть никак.

— Он столько для тебя делает… — попробовала урезонить Машка ради приличия.

— Да, — мне нечего было к этому добавить.

— Ну а Париж? — перешла Машка к более приятной теме. — Только не говори — Париж как Париж!

— Париж как Париж, — вредно улыбнулась я. — Город влюбленных. Что б он провалился…

— Понятно, — убежденная в том, что поняла меня, сказала Машка.

— Я не знаю, как жить дальше, — я опустила глаза.

Неловко было грузить этим Машку. Не она должна была отвечать мне на этот вопрос. Мог мне на него ответить только один человек на свете. Но где он теперь…

Мишутин подобрал меня по пути домой. После некоторого отчуждения в Париже он явно желал исправить положение. А поэтому повез меня на своем «Крайслере» в загородный дом. Он не любил, когда я отправлялась туда на такси. Ему даже больше нравилось, если я вообще не выходила оттуда целыми неделями. Такое со мной случалось довольно часто. Когда мы с Аю-Дагом работали, нам не было дела ни до кого. А уж когда у нас собиралась орава подмастерьев, это были самые счастливые моменты моей тогдашней жизни.

Теперь, подъезжая к дому, Мишутин всякий раз делал мне море комплиментов. Бетонный забор моим волевым решением был снесен и продан по сходной цене соседу Карленко, боящемуся внезапного ограбления. У нас же теперь была узорная, чугунная ограда с цветами, с рифлеными колоннами из камня. Дом за моей оградой казался приветливым и нестрашным.

— Тут скоро у всех такие будут, — коротко засмеялся Мишутин, подъезжая к дому. — Все завидуют. Такую же ограду хотят.

— Так давай я сделаю! — сказала я воодушевленно. Большие заказы я любила.

— Всю улицу тебе делать придется, — ответил Мишутин, скривившись. — Пусть сами ищут себе таких художников. Пусть перероют весь город. Все равно таких, как ты, не найдут.

— Да ладно, Мишутин. Ври-ври, да не завирайся, — сказала я снисходительно. — На факультете народу полно. Другое дело, что у меня своя кузница есть. Но я, между прочим, заказы бы приняла. Мне работа важнее, чем твои амбиции.

— Ну прямо не знаю, — покряхтел он. — Опять никакого эксклюзива.

Мы приехали домой. Затопили камин. Сели перед ним, как Холмс и Ватсон, в уютные кресла. Налили в бокалы вина.

— Может быть, ребенка заведем? — осторожно спросил Мишутин.

— Заводятся только вши, часы и железные цыплята, — жестоко ответила я. — А дети рождаются от любви.

Мы молча выпили вина, глядя на завораживающий танец огня.

— Ева, знаешь, я все хотел тебя спросить, почему ты не рассказала мне ничего про французскую подругу. — Он нервничал и вертел бокал. — Ты ведь у нее не была. Так?

— Да. Не была, — спокойно ответила я, глядя на огонь. Мишутину не дано было заставить меня волноваться. — Я была на Монблане. Мне очень хотелось в горы.

— Почему же ты мне не сказала об этом? — упрекнул он несмело.

— Потому что ты бы не понял, — отрезала я. Мне совершенно не хотелось обсуждать с ним мой визит на Монблан.

— Что я должен был не понять? — поинтересовался он, боясь пошевелить головой, чтобы не спугнуть мою откровенность.

— Андрей! — задушевно спросила его я. — Что ты хочешь услышать?

— Я хотел бы услышать, что там у тебя все, — произнес он сакраментально, так и не осмелившись на меня посмотреть и разглядывая бокал.

— Там у меня все, — сказала я так, будто диктовала эту фразу строчащим в тетрадках ученикам.

Я прикрыла рукой глаза. Показалось, что лифт со мной рухнул в шахту.

Слово было сказано.

* * *