Он заставил единственную женщину, которая когда-либо пыталась полюбить его, встать на колени, заставил ее поверить, что это все, чего он хотел от нее. Любой шанс, который они, возможно, получили бы после его возвращения, был утерян.
Но правда была гораздо более горькой. Осознание камнем легло в его желудке. Только когда он опустился до самых глубин разврата, Лахлан признал правду:
Чувство, которое Лахлан всегда отрицал, когда унижал других за то, что они поддались, выкристаллизировалось в резком осознании массы запутанных эмоций, которые мучили его с самого начала.
Этот голод. Эта жажда. Эта ожесточенная интенсивность эмоций. Эта необходимость защитить ее. Это невероятное желание сделать ее счастливой.
Это мучение.
Это была не просто похоть. Это никогда не было просто похотью. Он любил ее и боролся с ней с самого начала, потому что его чертовски пугало, что она никогда не сможет полюбить его.
Теперь это было гарантировано.
Лахлан посмотрел вниз Белле в глаза, видя ужас, который отражал его собственный. И хуже всего, он видел абсолютную боль и голое разочарование.
Лахлан выдержал ее пристальный взгляд, а его сердце в это время выжигало дыру в его груди. Он никого никогда не ненавидел так, как он ненавидел себя в этот момент, видя то, что он сделал с ней. - Я сделаю это, - сказал Лахлан с каменным выражением.
Даже понимание того, что это решение будет стоить ему всего, чего он добился, не могло заставить Лахлана отказаться. Он должен Белле так много.
Боже мой, что она натворила? Краска стыда залила щеки Беллы.
Белла знала, что теряет Лахлана. Что он не передумает. Поддавшись панике и отчаявшись, она прибегла к тому оружию, которое она поклялась никогда не использовать. Белла использовала свое тело, навыки, выкованные жестокой рукой ее мужа, чтобы подчинить Лахлана своей воле. Она взяла то, что могло быть прекрасным, и превратило в нечто постыдное. Она использовала его желание, чтобы получить то, что ей нужно.
Она действовала как шлюха.
Хуже того, Лахлан не остановил ее. Как он мог позволить ей это сделать? Она думала...
Она думала, что между ним есть что-то особенное. Но оказалось, что это не так. Лахлан был таким же, как все остальные. Ему волновала только похоть. Все, что Белла сделала, только доказывало это.
Лахлан даже не взглянул на нее. Белла не винила его. Его согласие было холодным утешением. Белла сделала то, что должна была сделать ради дочери, но превратила в грязь то, что было между ней и Лахланом.
Каменное выражение его лица соответствовало тону. - Собери свои вещи и жди меня здесь через час.
- Но... - Ее руки сжались. Она должна что-то сказать. Но что? Белла ничего не могла придумать, чтобы изменить то, что только что произошло.
Лахлан стоял неподвижно, не замечая или не желая замечать ее колебаний. - Тебе придется поторопиться, чтобы мы смогли уйти, пока ворота не закроют на ночь. Найди причину своего отсутствия, если сможешь. Все, что может их задержать. - Лахлан посмотрел на галеры, которые стояли в сарае, и как будто размышлял вслух. - Нам придется ехать верхом. В одиночку я не смогу идти на галере достаточно быстро, чтобы обогнать моего кузена.
Взгляд Беллы метнулся к Лахлану. - Ты думаешь, что король пошлет кого-нибудь за нами?
Лахлан пожал плечами. – Может быть. Он догадается, куда мы направились, и нам придется испытать всю силу его гнева за то, что мы нарушили его приказ.
Белла прикусила губу. Не в первый раз ее совесть воюет с материнским инстинктом. Белла должна была сделать все, чтобы ее дочь была в безопасности, но она знала, чего это будет стоить Лахлану. - Лахлан, извини. Я хотела бы найти другой способ...
- Иди, - прервал ее Лахлан. Время для извинений прошло. Белла заставила его ввязаться в это неслыханное дело, и вынуждена была переносить последствия своих поступков. - У нас мало времени.
Белла не хотела лгать леди Анне, славной молодой жене сэра Артура, но она была для Беллы всего лишь подругой, однако заявление Беллы о том, что она больна и предпочла бы, чтобы ее не беспокоил никто кроме ее матери, дало им немного времени. Ее мать неохотно согласилась с планом Беллы, признав опасность, которая могла угрожать Джоан.
Они ехали почти два дня без передышки, останавливаясь только для того, чтобы сменить лошадей там, где это было возможно, и для самых насущных потребностей. С каждой милей казалось, что боль и пустота в груди Беллы растут, равно как и расстояние между ними. Белла хотела дотянуться до Лахлана, но не знала как. Он казался таким далеким. Таким отстраненным. Когда Лахлан смотрел на Беллу, выражение его лица становилось мучительно пустым.
Белла никогда не видела его таким. Часть ее хотела, чтобы он снова набросился на нее в гневе. По крайней мере, она бы защищалась. Но это каменное молчание было так не похоже на Лахлана, и Белла не знала, как реагировать. Это выбивало ее из равновесия и подтверждало ее страх, что все, что было между ними, безвозвратно потеряно.