Он должен был лучше думать, прежде чем делать Брюсу смелые заявления о своей способности противостоять любым пыткам. У каждого был свой предел. Даже у него.
Белла защищала дочь. Как Лахлан мог винить ее в том, что она сделала? Когда она столкнулась с невозможным выбором, она предпочла защитить свою дочь. Злость от предательства, которую он чувствовал, превратилась в понимание, когда Лахлан узнал правду. Он мог только гадать, какими угрозами ее заставили согласиться.
И что Белла переживала сейчас, снова попав в тюрьму?
Ему нужно как можно скорее выбраться отсюда. Ум Лахлана продолжал работать в темноте. В яме было так темно, что он не мог видеть собственных ног. Во всем этом была одна положительная сторона: страх за Беллу подавил страх перед тюремной ямой.
Лахлан двигался по периметру ямы, медленно приближаясь к куче костей. Это было нелегко, когда его руки были скованы за спиной, но Лахлан рылся в ужасной куче, отбрасывая все, что было слишком большим. В конце концов, он нашел кусок, который мог пригодиться - он был по размеру как его мизинец.
Лахлан встал. Найдя камень на нужной высоте, он крепко зажал кость и ударил руками назад. Лахлан выругался, когда от удара его пальцы разжались. Ему пришлось шарить по полу в темноте, чтобы найти кость. На второй раз у него получилось. Кость раскололась пополам.
Лахлан ощупал обе части и выбрал более острую из двух, и еще немного заточил ее о камень.
Когда он добился нужной формы и размера, Лахлан осторожно принялся за работу с кандалами. Ему потребовался час, в основном потому, что он не хотел спешить и сломать кость в замке, но, в конце концов, его руки были свободны.
Чувствовать себя в темноте стало легче, и Лахлан стал ощупью исследовать яму, пока не нашел то, что заметил раньше: небольшой прямоугольный водосток.
Замок Бервика был построен на участке земли, прилегающей к морю. Во время прилива этот участок окружала вода. Водосток был необходим для того, чтобы избежать затопления камеры. Железная решетка закрывала его, но если у Лахлана получится вытащить решетку, он мог бы протиснуться и выйти через ход водостока.
Лахлан больше часа пытался вытащить решетку. Он продел цепь от кандалов, сквозь решетку и потянул. Но она казалась вросшей в камень.
Лахлан пытался вытащить решетку и скреб стену вокруг нее, пока его руки не начали кровоточить. Боже, чего бы он ни отдал за силу Бойда!
Момент, когда проклятая решетка вырвалась из стены, стал самым приятным в его жизни.
Игнорируя демонов панического страха, Лахлан заставил себя втиснуться в узкую дыру. Вокруг него едва ли был хотя бы один дюйм. Он полз, извиваясь как змея, через каменистый водосток, молясь, чтобы не застрять. Острые края камней резали его тело, но Лахлан слышал звук воды внизу и понимал, что выход должен быть близко.
Но потом его везение закончилось. Водосток резко опускался, сузившись вдвое. Море и свобода были так близко - не дальше сорока футов - но дальше Лахлану было не пролезть.
Он произнес такие богохульства, которые отправили бы его прямиком в ад, если бы Лахлан уже не находился там.
Он не сдавался. Но Лахлан знал, что сейчас его единственный шанс заключался в том, чтобы молиться о чуде.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Чудо произошло ночью.
Лахлан был готов к приходу тюремщика. Он часами собирал все, что смог найти: с полдюжины каменных обломков разного размера, кандалы и цепи, большая кость была заострена до такой степени, чтобы использовать ее в качестве примитивного кинжала.
При первых звуках, раздавшихся, когда кто-то завозился с замком, Лахлан встал спиной к стене в самом темном углу. Ему понадобится время, чтобы глаза привыкли к внезапной вспышке света, и он хотел сделать так, чтобы охранник свалился в яму.
Охранник, казалось, испытывал необычайные трудности с замком. Лахлан слышал сверху приглушенные ругательства.
Наконец дверь открылась.
Узкий луч света ослепил Лахлана. Как только он увидел, что охранник опустил голову, Лахлан прицелился в размытое пятно и бросил кусок металла так сильно, как только мог.
Когда Лахлан был мальчишкой, бросать камни в море было его любимым времяпрепровождением, и оно послужило хорошей тренировкой. Лахлан услышал проклятия, когда охранник свалился в яму. Он был необычно крупным для англичанина и приземлился с глухим стуком.
Лахлан проигнорировал его сердитые проклятия и сосредоточился на дыре сверху, ожидая следующего охранника.
- Черт возьми, Змей, - сказал знакомый голос сверху. - Какого черта ты ударил его?
Желудок Лахлана рванулся к горлу.
Улыбающееся лицо кузена смотрело на него. Максорли подмигнул. - К вашим услугам.
Лахлан направился к телу, стонущему на земле. - Кого я ударил?
- Вождя.
Лахлан застонал, понимая, что руководитель Хайлендской гвардии сидит со шлемом в руке. По вмятине на наноснике шлема и крови, стекающей по носу Маклауда, было понятно, что маленький кусочек металла между его глаз спас его от гораздо более тяжелой травмы.