— Вы ж его ногами …, вашу мать! Резал, да?! Лёжа, …?!
Андрей приоткрыл другой глаз и оглядел стоявшего над ним мужика. Мужик был в форме.
Милиция. Охренеть.
— Да он с ножом же, товарищ лейтенант! Мы же вас сами вызвали! — обиженно сказал мальчишеский голос. — Вы смотрите, он же его так и не выпустил! Нам чего делать-то было? Кидался же как бешеный!
— Грузи их всех в машину! … совсем, …! А ну вставай, боец! Живой?
Андрея подняли, ухватили за подбородок, шлёпнули по щеке, принялись обшаривать, а меч был в руке — был ножом, почти невесомый.
— Петрович, да он вроде трезвый!
— Ты нож у него забери!
— Не надо нож, — сказал Андрей. Стоять было очень трудно.
— Ах ты …! Дай сюда! Спасибо, не порезал никого!
Стоять было очень трудно — на площади Свердлова, в двух километрах от больницы в тринадцатом. Ну, дела… А где тут наша статуя? А вот она, з-зараза…
Чужая рука добралась до кармана брюк и вытащила передатчик.
— А это у тебя что?! Петрович, ты глянь!
— А ну… — сказал лейтенант и полез Андрею в рубашку. — Точно, и справка при нём. Гимназист, мать твою. Не было печали!..
Тут под дождём сверкнул зелёный луч, и Андрей обомлел. П…ц.
— Ух ты!!! — крикнул милиционер, отобравший нож. И ведь не бросил, шайтан!..
— Ни … себе!
— Да дай подержать! Вот это да! Петрович!..
— Вижу… Осторожней вы! Нашли, мля, игрушку! В багажник клади от греха! Откуда ж ты, гимназист, взялся на мою голову. Тащи его в машину, Михаил. Да аккуратней, не оберёшься потом! Ну, осень в этом году!..
Рыженькая фея, стаскивающая в сторонке бант с косички, только головой качала, глядя на завершение великой битвы. Поганая работа — не миновать теперь трёпки! Как же это получилось — милиция?.. Но что прикажете?! Проклятый бант требовал крайне осторожного обращения — не чета лазерникам! — а уж если имеешь с ним дело впервые в жизни!..
И напортачившая фея шипела ругательства, путаясь в узлах чужими, непослушными пальцами, а закончив наконец, обратилась маленьким тигром, испытав при этом почти физическое удовольствие. Гибкое тело крутануло хвостом, выгнуло спину и щёлкнуло зубами на безмятежно висящий в воздухе бант.
Бант тут же закачался, скрутивши спиралькой концы: сам мол, дурак, нечисть мелкая, бестолковая!
А ведь какое шоу могло бы выйти, не прикажи любимый хозяин пользоваться этой зелёной дрянью! С чужой-то магией результат известный — ни в дудочку, ни в сопелочку…
Такой мутабор.
О драгоценный статус гимназиста! Ненаглядная мисочка с сахарными костями! Впервые за время пребывания в этом мире Андрей Евгеньевич Карцев был не в состоянии вилять перед нею воображаемым хвостом.
Во втором отделе милиции его отвели в кабинет к дежурному оперу и усадили на диванчик. Опер писал бумажки, зыркая на Андрея смеющимся глазом, а когда кровь из носа потекла совсем уж сильно, подошёл и сунул носовой платок. Не первой свежести, но было уже наплевать. Всё — завтра. А сегодня бы — домой, в гимназию, в ванну и под одеяло. И чтобы меч отдали.
С мечом выходило совсем погано. Это вам не финкач-самоделка. Впрочем, проблем с милицией Андрей не боялся. Несовершеннолетний, интернатский — гимназист! — стало быть, сдадут на руки опекуну. А вот меч!.. Вряд ли подобную вещь оставят трофеем в милиции — тому же опекуну и вручат, перекрестившись. "Но уж мне-то джедаевский клиночек больше не видать, — думал Андрей. — Кстати, об опекуне — кто у нас опекун? Правильно, господин Демуров, добрейшей души человек… Нет, не хочу я домой. Лучше пусть в клетку закроют. Какая же сволочь ментов-то вызвала, вот что странно… Фея, что ли?.. Боги, боги мои, милые, родные, яду мне, яду!.."
Тут опер закончил со своими бумажками и приступил к делу.
Дело вышло долгое.
Несовершеннолетний интернатский гимназист смотрел на опера честными заплывшими глазами и косил на сотрясение мозга. Не помню ни черта, гражданин начальник, хоть убейте. "Где игрушку взял?" — "На улице нашёл". — "Не в гимназии?" — "Не в гимназии". — "Точно не в гимназии?" — "Точно". — "А чего с ребятами не поделил?" — "Не помню". — "Ну рассказывай, что помнишь. И больше ничего? Так где игрушку взял?"
Утомившись непрошибаемой амнезией обвиняемого, опер взялся за потерпевших. Мальчишки — абсолютно живые — утверждали, что обвиняемый сам и первый, и в показаниях были тверды настолько, что Андрей засомневался: а было ли? Может, у него и впрямь крышу снесло? Разглядеть мальчишек по методу Бельского не удалось — не то из-за разбитого лица, не то объекты попались не по силам. Эх, товарищи милиционеры, спасители разлюбезные, не сожрали бы вас нынче ночью…