Змей Рая

К тому времени как мы достигли Конарака, я был совершенно измотан, и едва мог взобраться к огромным камням Храм Солнца. Как и святыни Кхаджурахо, он покрыт тантрическими скульптурами, и внешний вид его представляет собой гигантскую колесницу. Повсюду вокруг его основания высятся большие каменные колеса, и каменные кони влекут его к восходящему солнцу. В самой колеснице таится внутреннее солнце, а тантрические скульптуры и движение на восток указывают на встречу Его с Ней: слияние полюсов струны, всегда противоположных друг другу. Когда–то в центре гигантской каменной колесницы Конарака, или Черной пагоды, возвышалась статуя солнца, Сурьи — ныне утерянная или разрушенная.

Поскольку я был не в силах возвращаться пешком по поросшему джунглями пляжу, я нанял небольшую тележку с собственным колесничим — он и направлял водяных буйволов вдоль берега, назад в Пури. Там, у самой воды, я решил снять небольшой домик и остановиться в нём на несколько дней. Здесь я быстро восстанавливал умиротворенность души, плавая нагишом в теплом море. Здешнее купание было совсем не то, что в реках: в Индии омовение в реках — всегда священная церемония. В Аллахабаде и в Бенаресе я испытывал желание нырнуть в потоки и энергично плавать туда и сюда, наслаждаясь ощущением силы и радуясь тому, что кровь в жилах всё еще молода. Но это было бы невозможным: в реке всегда ожидает святой Иоанн Креститель или Голубь преображения. Потому литургия отнимает счастье народа, лишает его животной силы. Разумеется, сила литургии совсем иная, и она дарует радости, совсем не похожие на мои здешние простодушные морские наслаждения. Это древняя, легендарная сила, таинственно единая с кровью духа.

Время от времени я замечал маленькие флотилии деревянных лодок, проплывавших вдоль пляжа. У них были изогнутые кили и совсем небольшая осадка, они возвышались над водой, напоминая Ноев ковчег или те лодки, что я видел в Адене. Передвигались они взмахами длинных вёсел — как древние галеры. Однажды я подплыл к одной из этих лодок — рыбак протянул мне весло, чтобы я взобрался на борт. Я так и сделал, и отправился рыбачить в море вместе со всеми. Рыбаки были темнокожие, а ноги одного из них чудовищно распухли из–за слоновьей болезни. Даже посреди океана я мог различать странный запах, присущий обитателям Ориссы: будто кислый, с примесью сандалового дерева, бетеля, смолы и морской воды.

Когда мы возвращались вечером, я нырнул из лодки в глубины Бенгальского моря, и быстро поплыл к берегу. Выплыв на мелководье, я увидел невдалеке от себя лицо, появлявшееся и исчезавшее среди волн. Я остановился на мгновенье, чтобы разглядеть его. Тогда и оно тоже замерло, качаясь на волнах совсем рядом со мной: пристальный взгляд двух огромных глаз, голова, покрытая блестящими черными волосами. Этот гипнотический взгляд принадлежал здешней женщине — она купалась в море совсем одна. Под водой я мог разглядеть темную тень ее нагого тела. Выбравшись на пляж, я по–прежнему видел ее лицо — она всё так же неотрывно наблюдала за мной.

Уже в сумерках я босиком шел к своему домику: его окна были прямо над морем. Я плотно закрыл дверь и окна, чтобы малярийные комары никак не могли меня потревожить. Хотя моя постель была оснащена москитной сетью, я никогда не любил спать под ней. И тут за дверью послышался какой–то шум: будто в нее скребся зверь. Я подошел и распахнул ее настежь. Передо мной стояла нагая женщина — та, что глядела на меня из моря.

Не сказав ни слова, но всё так же неотрывно глядя на меня, она вышла на середину комнаты. Я не помню, закрыл ли дверь или она закрылась сама. Так мы стояли, пристально глядя друг на друга, резко вдыхая. Темнокожая, ноги в грязи; на запястьях и локтях серебряные и медные браслеты, и еще кольца: в ушах и одним проколот тонкий, изящный нос. Предплечья татуированы странными знаками. Притом в ней нет ничего негроидного, и губы идеальной формы. Влажные волосы обволакивают плечи, она показывает белые зубы, ровные и крепкие. Но поразительней всего эти два чудовищных глаза и прижмуренные тяжелые веки — будто птичьи крылья. В этих глазах рождается взгляд, пронизывающий всё пространство моего убежища, и будто поглощающий меня.

Очень медленно, безо всякого шума, женщина приблизилась ко мне. Она взяла меня за руку и положила ладонью себе на грудь, напротив сердца. Грудь ее была тверда будто камень, а сосок резал ладонь как острие копья. Она тяжело дышала, источая отравляющий аромат. Этот кислый, черный запах расы Атлантиды; будто чай или алкоголь, смесь бетеля и мокрых листьев джунглей. Это и запах дикого зверя, ягненка или водяного буйвола, но прежде всего — пантеры.

Я оставался бездеятелен, она же подошла к постели и легла под москитную сетку. Мне были видны ее испачканные ноги и тонкие изящные пальцы. Браслеты на ней показались рабскими цепями. Двумя руками она обхватила изголовье кровати и задышала возбужденно, не отрывая от меня взгляда. Потом ее тело заколыхалось ритмичными изгибами, учащая темп.