Змей в Эссексе

И он рассказал о том, что увидел, и как рассмеялся, и как потом туман и прилив поглотили то, что он увидел. Стелла недоверчиво ахнула, и Фрэнсис огорчился: он так и думал, что она ему не поверит. Но миссис Рэнсом вдруг рассмеялась и никак не могла остановиться. Глядя на нее, Фрэнсис вспомнил, как отец однажды схватился за горло, словно надеялся, что так удастся утихомирить недуг. К болезни отца он относился с любопытством, но без страха, сейчас же, заметив слезы на глазах Стеллы, расплакался. Быть может, нужно ей помочь? Фрэнсис принес стакан воды. Стелла успокоилась, благодарно отпила глоток, а потом, сложив руки на коленях, спросила:

— Ну так что же, Фрэнки? Как нам быть?

— Надо им показать, — ответил он. — Пойдем и всем покажем.

— Показать, — повторила она, — ну да: осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом…[54] — Она промокнула бисерины пота, усеявшие ложбинку над верхней губой. — Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий![55] Мы избавим их от всех скорбей, — подай-ка мне тетрадку и перо; язык мой — трость скорописца![56] Садись рядышком, — она похлопала по свободному месту рядом с собой, Фрэнсис забрался с ногами на кушетку и, прислонившись к Стелле, смотрел, как она листает тетрадку в кляксах синих чернил, — я тебе покажу, как мы с тобой поступим.

И, позабыв о минутной слабости, Стелла принялась рисовать, излучая бодрость и целеустремленность.

— Настал мой час, — приговаривала она, — пески утекают, я слышу, меня призывают! Я по щиколотку в морской воде…

Фрэнсис не знал, что делать: бить ли тревогу, звать ли на помощь Марту? У Стеллы дрожали руки, слова путались, точно нити ярких бус, зрачки расширились. Но тут Стелла протянула руку, обняла его, и Фрэнсис, не выносивший робкие материны попытки его приласкать, прильнул к ее хрупкому телу, почувствовал тепло, исходившее от плеча, изгиб ее тонкой шеи.

— Без тебя я не справлюсь, — призналась она, — одной мне это не под силу, а кто еще меня поймет, кроме тебя? Кто еще мне поможет?

И она рассказала, что придумала. Любой другой ребенок испугался бы, а то и разревелся, но Фрэнсис, едва Стелла достала тетрадь и объяснила ему, что нужно делать, впервые в жизни почувствовал: наконец-то он кому-то нужен, по-настоящему, а не потому, что взрослый исполняет свой долг. Его охватило новое ощущение, и он решил, что обдумает это позже, оставшись один, — возможно, это была гордость.

— Когда приступим? — спросил он. Стелла вырвала страницы из тетради (Фрэнсис восхитился, как тщательно и с какой заботой она распланировала все, что нужно будет сделать) и сунула ему в карман.

— Завтра, — ответила она. — После того, как я повидаюсь с детьми. Поможешь? Обещаешь?

— Помогу, — сказал он. — Обещаю.

* * *

Марта в саду наблюдала, как Уилл пытается надеть на Магога праздничный венок, который когда-то висел на двери дома. Растолстевшая на объедках коза упиралась, то и дело стряхивала венок и так угрюмо смотрела на Уилла, как будто хотела сказать: а вот Крэкнелл никогда бы не додумался до такого бесчинства. Поморгав глазами со зрачками-щелочками, коза неспешно ушла в дальний конец сада.

— Когда вернутся дети? — спросила Марта. — Вы, должно быть, по ним соскучились.

— Я молился за них каждый день, — ответил Уилл. — С тех пор как они уехали, все наперекосяк. — В лопнувшей на плече рубашке и с застрявшими в волосах ягодами из венка он выглядел сущим юношей и выговаривал слова не важно, как на кафедре, а по-здешнему растягивая, и в глаза бросались его сильные жилистые руки. — Они приедут завтра полуденным поездом.

Марта смотрела на него и думала: спросить — не спросить, куда же это они вчера вечером ходили с Корой? Что-то он тоже какой-то странный, не в себе. А может, это оттого, что дети возвращаются, а Стелла догорает в голубой своей спаленке?

— Я по ним очень соскучилась, — проговорила Марта, — ну да я не за этим пришла. Меня попросили передать вам вот это. — Она протянула ему письмо, но Уилл взглянул на конверт без всякого интереса.

— Оставьте тут, — сказал он, — а я пойду поймаю Магога

Он отвесил Марте курьезный поклон — полунасмешливый, полукомичный — и скрылся в тумане.

Марта вернулась в дом за Фрэнсисом и остолбенела на пороге. Фрэнки, который даже в детстве не терпел, чтобы его обнимали, сидел на коленях у Стеллы, обвив ее шею руками, а та, набросив на них обоих голубую шаль, легонько укачивала мальчика.

Эта сцена из тех последних молочно-туманных дней сильнее всего врезалась Марте в память: жена Уилла и сын Коры прильнули друг к другу, точно два склеенных осколка.

Черноглазый мальчик пришел и указал мне путь.
Благослови, душа моя, Господа,
и вся внутренность моя — святое имя Его

.[57]Да не минует меня чаша сия, ибо я жажду
И язык мой пересох.

10