Читаем Змея полностью

Мириам мерещилась мне везде, она являлась, как отражение, в стекле витрины, в огоньке горящей спички, между страницами альбома для марок, внезапно появлялась на рекламном плакате, когда я шел по улице, даже под мостом Сикста я видел ее отражение в желтой воде Тибра, в мокром после дождя асфальте, среди прохожих на улице. Я говорил: вот Мириам, да вот же она, вот, но всегда это оказывалась другая девушка. Я видел ее отражение на дне стакана, утром, бреясь, находил ее в уголке зеркала, или под стеклом часов, или под лупой, через которую я рассматриваю марки, — так или иначе она всегда ухитрялась заглянуть на этот свет. Мириам, говорил я, что ты здесь делаешь? А она сразу же исчезала, казалось, она гоняется за мной и в то же время прячется. Например, сижу я в баре, пью кофе и чувствую затылком ее дыхание. Оборачиваюсь, а ее нет, вообще никого нет. Но дыхание-то было ее, дыхание женщины всегда узнаешь. Иногда я слышал в себе ее голос, я почти мог с ней говорить. Да, я слышал ее голос, но фразы были какими-то неразборчивыми— стоны, невнятные слова, долетающие издали, неизвестно откуда.


Я приклеил к витрине объявление: закрыто на переучет. В иные дни я опускал даже жалюзи, а то и запирал дверь на ключ. Очень постаравшись, можно разговаривать и с умершими, даже если поначалу они бесчувственны, как мумии. Но наступает момент, и они начинают оттаивать, вступать с вами в общение. В темноте и холоде подземного царства умершие нуждаются в нас (впрочем, разве мы сами в себе не нуждаемся?).

Как ты там себя чувствуешь? спрашивал я. А она отвечала: так себе, ни хорошо, ни плохо, только очень непривычно находиться среди такого множества людей. Нас здесь столько, говорила она, ты даже вообразить не можешь, сколько нас здесь внизу — миллиарды и миллиарды, представляешь, некоторые из них попали сюда еще во времена сотворения мира. В какую сторону ни повернись, обязательно на кого-нибудь натолкнешься, потому что все здесь заполнено. Но как выглядит это место? спрашивал я. Там есть поляны? Есть растения, дома, реки? Что там у вас есть? Улицы с прохожими, автомобили, трамваи и все остальное? Или там у вас пустыня, сплошной песок? Здесь темнота, чернота, говорила Мириам, ничего не видно, мы даже друг друга не видим. Послушай, куда же эго ты попала, говорил я, как называется место, где ты находишься? У него нет названия, говорила Мириам, а если и есть, нам оно неизвестно, мы ничего не знаем и ничего не видим, время от времени кто-нибудь, оступившись, срывается вниз, слышны крики падающих, потом и крики перестают доноситься, такая там глубина. И тогда освобождается место для вновь прибывших. Потому-то мы и цепляемся друг за друга: боимся сорваться вниз, но время от времени все равно кто-нибудь падает. Тогда мы поворачиваем в другую сторону, движемся в другом направлении. Но куда вы идете, говорил я, почему не стоите на месте? Мы все время в движении, отвечала Мириам, но не знаю для чего. Идем и идем, все никак не остановимся и никогда не отдыхаем. Каждый в своей группе, а рядом с его группой — другая, а за ней еще и еще. Каждая группа движется сама по себе, и, те, кто идут впереди, первыми срываются в провалы. Значит, говорил я себе, это должно быть что-то вроде чистилища, в общем, место, где души умерших приговорены к постоянному хождению. Неужели Мириам попала в такое странное чистилище, откуда души спускаются все ниже и ниже, пока не окажутся в Аду?

Здесь сплошная борьба, говорила Мириам, все стараются держаться сзади, но так, чтобы соседи не заметили. Там у вас внизу, наверно, такая же неразбериха, как и здесь у нас, говорил я, но ты должна быть осторожной, не исключено, что за вами следят, а вы не замечаете, не может же быть там так, как у нас: что-то происходит, и никто ничего не замечает, а если случайно кто-то что-то заметит, то все равно сразу забудет. Ты уж старайся не раздражать своих соседей, говорил я, потому что это невыгодно. Вот, опять кто-то сорвался, говорила Мириам, из провала доносятся крики. Скоро впереди группы окажусь я, скоро наступит мой черед, говорила Мириам.

Бедная Мириам. Мне холодно, говорила она, здесь ледяной холод. Так что же получается, говорил я, у вас есть только душа или еще что-нибудь при ней? В общем, есть у вас тело с головой и руками, есть ноги, чтобы ходить? Не знаю, отвечала Мириам, право, не знаю, но думаю, что у нас ничего этого нет.

— Donner Wetter! [8]говорил я, как же ты тогда ухитряешься мерзнуть? Нет, Мириам, по-моему, ты ошибаешься, у тебя должны быть ноги, говорил я, я чувствую, как они замерзли, ну-ка, дай потрогать руки. И руки ледяные. Пальтишко, которое ты прихватила с собой, слишком легкое, и даже перчаток у тебя нет. Тебе бы хорошую меховую шубу и шерстяную муфту, чтобы руки согреть. Ноги у тебя как ледышки, говорил я, тебе бы пару туфель на толстой подошве без каблуков, я знаю, тебе не нравятся туфли на низком каблуке, но в темноте их же никто не увидит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза