Дамблдор начал сдавать сразу после Нового Года – это было заметно по увеличившемуся количеству потребляемых им зелий, которыми Снейпу приходилось ему обеспечивать, по все более чернеющей руке, по сероватой пергаментной коже, обтянувшей резко проступившие скулы. Похоже, у директора не было даже того самого года, который Снейп ему предсказывал в тот злополучный вечер, когда «откачивал» Дамблдора после эксперимента с кольцом Гонтов, и развязка наступит даже раньше.
Снейп готов был молиться всем богам, чтобы это именно так и произошло, чтобы ему не пришлось выполнять своего обещания. Все последние месяцы он только и делал, что пытался не думать о том, что ему предстоит сделать, тем более что прекрасно понимал, что сам отрезал для себя все пути к отступлению, когда давал Нарциссе Непреложный обет. Этот обет нужен был не столько для того, чтобы заткнуть рот Белле, которая рассчитывала на то, что Снейп испугается и начнет юлить, сколько для него самого – он всерьез боялся, что в нужный момент просто не сможет навести палочку на директора и произнести нужные слова.
Ему приходилось убивать. Не так много, как, наверное, думали о нем те, кто не доверял ему и ненавидел его, но он не мог похвастаться тем, что в первой войне ухитрился не запачкаться в крови. Это были авроры, безымянные противники в рейдах, на которые посылал новичков Темный Лорд для того, чтобы выяснить их «профпригодность». Перед первой такой вылазкой Снейп, совсем еще мальчишка, ощущал некий подъем, желая доказать не столько Лорду, сколько самому себе, что он – не просто талантливый зельевар с интеллектом выше среднего, но и какой-никакой воин. Волдеморт в те времена самолично тренировал неофитов в боевой магии и, надо признать, учителем был весьма талантливым, хоть и жестким до жестокости – те, что проходил «обучение» у Лорда, были самой настоящей грозой для авроров и практически никогда не попадались.
Лишь через какое-то время Снейпа начали посещать мысли о том, что подобными рейдами Лорд не только делал из них бойцов, но и практически пожизненно повязывал с «братством» Упивающихся смертью. Своего рода клятва на крови на верность повелителю. Можно было на словах разделять их идеологию, но при этом в душе оставлять место для идеалистических порывов в виде мыслей о том, что ты – не такой, как эти тупые громилы, которые только и умеют, что убивать. А единожды произнеся «Авада кедавра», ты становился в один ряд с такими, как они. Одного убитого тобой порой достаточно, чтобы распроститься с иллюзиями относительно самого себя. Снейп и простился с ними довольно быстро.
После возвращения Темного Лорда больше убивать ему не приходилось – во всяком случае, в ночь нападения на Министерство он ухитрился избежать этого. Годы, само собой, не сделали его характер мягче – он так и остался замкнутым, резким в высказываниях и не склонным скрывать своего неприязненного отношения к миру и большинству населяющих его людей, злопамятным до мелочности. Он варил для Лорда зелья, которые тот использовал для пыток неугодных, он вынужден был поставлять Волдеморту информацию о людях, которых потом находили мёртвыми. Он так или иначе был причастен к чьим-то смертям, пусть и не собственными руками отправил тех людей на небеса. Он не врал самому себе – ему претила не сама мысль о предстоящем убийстве, а о том, что это будет именно Дамблдор – человек, на долгие годы ставший для него (пусть и с фатальным запозданием) чем-то вроде старшего брата, наставника и, чего уж скромничать, друга. Друга, порой раздражавшего вечными попытками вытащить на свет Божий то «самое лучшее, что в нем есть» и сделать из нелюдимого буки человека, приятного для общества; бесившего вечными недомолвками и поручениями в стиле «ты сделай, а я потом объясню зачем, если сочту нужным». Друга, который порой проявлял непростительное, с точки зрения Снейпа, легкомыслие по отношению к тому же Поттеру, на защиту которого Северус положил свою жизнь – одна идея пригласить в качестве учителя ЗОТИ Люпина чего стоила. И теперь вот этого самого друга ему предстояло убить.