Сара Беркович-Майер обладала феноменальной памятью на события, людей и лица. Способность, о которой мечтают многие, играла с Сарой дурную шутку – она помнила каждый свой день, проведенный ею и ее, тогда еще четырнадцатилетней, племянницей Мирой в Равенсбрюке. Каждый и в подробностях. Она помнила, кто в какой день умер, кого расстреляли, кто умер от голода или в результате псевдомедицинских экспериментов, кого отправили в газовую камеру после того, как стал непригоден к работе, помнила в лица и по именам всех соседок по бараку и всех надзирательниц. Ладно бы она просто помнила. Некоторые люди, прошедшие через то же, что и она, стараются вообще не говорить и не вспоминать об этом, отправляя свое прошлое на самые дальние задворки памяти, чтобы не переживать все снова. У Сары была другая потребность – она избавлялась от терзавших ее воспоминаний, рассказывая, проговаривая все вновь и вновь. Такие приступы накатывали на нее время от времени, и тогда она сидела в своем любимом кресле и просто рассказывала, тихим голосом, полуприкрыв глаза, словно самой себе, кажется, даже не нуждаясь в слушателях. Диана выслушивала ее рассказы неоднократно, каждый раз давая себе слово встать и уйти, но каждый раз не находя в себе сил сделать это, словно пригвожденная к месту картинами, возникавшими в ее мозгу от этих рассказов. Иногда Сара рассказывала о том, как пряталась с Мирой в семье белорусов, как потом, опасаясь стукачей, они вместе с этой семьей ушли в лес. Как партизанский отряд, к которому они прибились, был разбит, а женщины, в том числе Сара с Мирой, были отправлены к Германию как советские военнопленные. Как она догадалась изменить их имена и фамилию на белорусские, чем избежала их отправки в Освенцим как евреек.
Вся магия, которая еще была в них до войны, видимо, ушла на то, чтобы выжить в этом аду, и лагерь превратил их фактически в сквибов. Впрочем, это их не расстроило нисколько, обе они имели довольно смутное представление о том, чего лишились – советское атеистическо-материалистическое воспитание не позволяло сильно задумываться о природе дара швырять о стену тяжелые предметы без помощи рук и насылать странные хвори на обидчиков, а тем более афишировать это. И лишь в Диане их магическое наследие, не задавленное ничем, смогло проявиться в полной мере и даже больше, словно компенсируя утраченное более старшими членами их семьи.
Кроме жутких рассказов о прошлом Диане предстояло еще одно испытание – кормёжка «на убой», которую Сара практиковала каждый раз, когда Диана гостила у нее. Как и большинство людей, переживших голод, Сара буквально закармливала своих членов семьи, считая, что едва ли не самое главное в этой жизни – быть сытым и в тепле. Сделать из Дианы пухленького ангелочка, впрочем, так и не удалось, ее спасала наследственность отца, бывшего, по словам Миры, довольно худощавым, да еще то, что она всячески изощрялась в способах избавиться от излишков в своей тарелке, то втихаря скармливая их собаке, то банально выкидывая в окно.
А еще она твердо решила проститься с квиддичем. Тренировки стали отнимать у нее слишком много сил, а главное времени, которое она намеревалась потратить на более тщательную подготовку к ТРИТОНам и поступлению в Аврорат. Да и с ее вестибулярным аппаратом тоже начало твориться что-то странное. Непонятно, виновата ли в этом обычная подростковая гормональная перестройка организма или что-то еще, но на особо крутых виражах у нее в последнее время начало закладывать уши, а потом появлялось легкое головокружение, мешавшее как следует сосредоточиться на игре. Да и незаменимой она себя не чувствовала, на факультете полно быстрых и сильных парней, которые могли бы справиться с ролью «охотника» ничуть не хуже, чем она.
Перед отъездом она хотела поговорить со Снейпом, чтобы выяснить, будут ли продолжаться их индивидуальные занятия на шестом курсе, но тот, казалось, после экзамена СОВ по зельям, который она сдала все-таки на «отлично», избегал ее всеми силами. С одной стороны ее слегка нервировала перспектива и далее проводить три вечера в неделю в его компании, с другой – если на место преподавателя Защиты от Темных искусств снова придет некто похожий на мистера Хейгета, вся надежда будет только на Снейпа и лучше будет, если ее «внеклассные мучения» продолжатся.