Змея и Крылья Ночи (ЛП)

И я не двигалась, не могла двигаться, мои пальцы все еще касались его кожи, когда его рука поднялась к моему лицу. Я тоже позволила ему прикоснуться к себе. Позволила безупречно грубой кисти его костяшек погладить мою щеку, затем провести по углу челюсти. Его большой палец задержался, медленно двигаясь по изгибу моего рта, по нижней губе.

— Или ты боишься?

Улыбка исчезла. Это был настоящий вопрос.

И ответ поверг меня в ужас, потому что я не боялась, и это было самым страшным из всего, что было.

Я могла расстегнуть его рубашку, провести руками по его груди и вонзить свой ядовитый клинок прямо сюда, прямо в его сердце. Он мог бы разорвать эту нелепую тонкую паутинку платья и разрезать меня.

Мы вдвоем могли бы сжечь друг друга.

Я подняла на него глаза. Я никогда раньше не смотрела на них с такого расстояния. Я поняла, что они казались красными, потому что состояли из стольких разных нитей цвета, почти черного, медово-золотистого, кофейно-коричневого и даже маленьких отблесков ярко-малинового. Так много разрозненных частей, которые не должны сочетаться друг с другом. Как и он. Как я. И именно там, в его глазах, я увидела правду, которая должна была сломить меня.

Да, мы могли бы убить друг друга здесь. Мы предлагали себя друг другу.

Но никто из нас не стал бы этого делать.

— Нет, — прошептала я. — Я не боюсь.

Я не заметила, что мои губы скривились, пока его большой палец не провел по форме улыбки, как будто она была чем-то достойным почитания.

— Ты собираешься убить меня, Орайя?

Я не убегала. Не двигалась. Вместо этого я положила ладонь ему на грудь.

Я удивила даже себя, когда ответила:

— Не сегодня.

Его рука скользнула от моего лица и смахнула прядь черных волос с моей щеки, пригладив ее в сторону. Но вместо того, чтобы отстраниться, его пальцы сжались вокруг моих волос, сжимая их, но не дергая, как будто он пытался убедить себя отпустить меня и не смог.

— Ты все равно уничтожишь меня.

Я увидела это здесь, в этот момент. Эта нужда. Желание.

И я знала, что значит для вампиров желать кого-то вроде меня. Я знала это так хорошо, что это должно было заставить меня бежать.

Но еще более пугающим, чем его желание, было мое. Я чувствовала этот зов в своем собственном пульсе. Он был настолько силен, что, когда он наконец отпустил меня, когда я наконец отступила от него и отвернулась, не сказав больше ни слова, мне пришлось сдержать желание слизать его прикосновение с кончиков моих пальцев.

Может быть, на вкус оно было бы таким же металлическим и горячим, как кровь.

Глава

34

После торжества мы с Райном вернулись в один и тот же апартамент. Сначала это было по привычке. Потом мы остановились у двери и посмотрели друг на друга, оба явно думая об одном и том же. Было неразумно оставаться вместе.

— Наверное, так будет безопаснее, — сказал, наконец, Райн. — Нам следует держаться вместе. Если ты этого хочешь.

Я сказала себе, что он прав. Я сказала себе, что еще один день будет хорошо, если он будет рядом. Защита от других. Защита от него, где я могла бы за ним присматривать.

Все это, конечно, чушь. По крайней мере, я была начеку.

Я распахнула дверь.

— Если ты боишься спать один в пустом апартаменте, ты можешь просто сказать об этом, — сказала я, и это был последний разговор на эту тему.

Правда заключалась в том, что я хотела остаться. Мысль о том, чтобы оставить его, чтобы побыть одной, заставляла одинокую боль пульсировать в моей груди. И я видела эту боль в нем тоже, когда смотрела, как он собирает оставшиеся вещи Мише в тот вечер, убирая окровавленные простыни, которые мы не успели сложить до Третьей четверти луны, укладывая сумку, которую она оставила.

Когда он закончил, я осталась с ним в гостиной вместо того, чтобы вернуться в свою спальню, оставшись в безмолвной компании.

Это осознание того, что ты не один определенно чего-то стоило. И я думаю, он почувствовал это так же, как и я, потому что он тоже не ушел. В тот день мы спали, растянувшись на диванах и креслах, но ни один из нас не ни разу не жаловался, когда проснулся от симфонии болей и ломоты.

Я не убила его и в следующую ночь.

Или на следующую ночь после этого.

Я не убила его ни в один из бесчисленных, тщательно отслеженных моментов, когда он оставлял себя без защиты.

Я даже не убила его, когда на следующий день, проходя мимо двери его спальни, обнаружила, что, проявив потрясающую доверчивость или глупость, он оставил ее слегка приоткрытой.

Заглянув, я увидела его распростертым на кровати, тело освещалось слабым мерцанием фонаря из холла и лучами дневного света, пробивавшимися сквозь щели в занавесках, отчетливые теплые и холодные оттенки подчеркивали каждую впадинку и пульсацию голых мышц. Он спал, раскинув все конечности в разные стороны, и все же это выглядело несколько поэтично, как скульптура мастера, хотя и громко храпящая.

Меня поразило, как сильно она напоминает мне картину в большом зале замка Винсента. Тот самый падающий ришан. Сейчас она более прекрасна, чем трагична.