Змея и Крылья Ночи (ЛП)

Горький вкус зависти ощущался на моем языке, когда я прислонилась к дверной раме, наблюдая за посетителями вечеринки. Я обратила особое внимание на тех, кого Винсент указал как участников состязания Кеджари. За исключением Ибрихима, который тихо сидел за столом, большинство выглядели беззаботными, танцевали, пили и флиртовали всю ночь напролет. Когда наступит рассвет, они заснут, сплетясь с одним или тремя партнерами, будут спать крепким сном, не задумываясь о том, долго ли они проживут, чтобы снова проснуться?

Или же они наконец узнают, каково это — лежать без сна, уставившись в потолок, ощущая кожей богиню смерти?

Мой взгляд переместился на другой конец комнаты.

Фигура была настолько неподвижна, что я едва не проглядела ее. Но что-то странное в ней заставило меня остановиться, хотя сначала я не совсем поняла, почему. После нескольких секунд наблюдения я поняла, что это был не какой-то один предмет, а целая коллекция маленьких.

Он стоял в противоположном конце бального зала, далеко за пределами танцпола с творившимся там развратом, спиной ко мне. Он уставился на одну из многочисленных картин, украшавших стену. Я не могла разглядеть детали с такого расстояния, но я хорошо знала эту картину. Она была самой маленькой в бальном зале, узкое и длинное, полотно, сверху усеянное звездами индиго синего цвета, который постепенно темнел до насыщенного красного. На ней была изображена одинокая фигура: ришанский вампир, падающий, застывший на полпути к своей смерти в центре рамы. Его обнаженное тело в основном закрывали темные пернатые крылья, расправленные вокруг него, за исключением одной вытянутой руки, отчаянно тянущейся к чему-то, что он мог видеть, но мы не могли.

Немногие произведения искусства ришан остались в замке после возвышения хиаджей. Большинство из них были либо уничтожены, либо перекрашены под вампиров Хиаджа. Я не знала, почему эта сохранилась. Возможно, его сочли нужным сохранить, потому что на нем был изображен обреченный ришанец, падающий в глубины ада, даже когда он хватался за небо.

Это произведение привлекало мало внимания по сравнению с окружающими его величественными эпопеями, торжествами кровавого правосудия или триумфальной победы. Оно было неброским. Грустным. Когда я впервые увидела его, будучи еще ребенком, у меня защемило в груди. Я знала, каково это — быть бессильной. И этот одинокий упавший ришан, обнимаемый крыльями, которые не могли летать, тянущийся к спасителю, который не мог ответить… это был единственный признак того, что вампиры тоже могут знать, каково это — быть бессильным.

Возможно, именно поэтому меня заинтриговала эта фигура, потому что он смотрел на эту картину, когда никто другой этого не делал. Он был высоким, выше, чем большинство других вампиров, и широкоплечим. На нем был темно-фиолетовый пиджак, плотно прилегающий к его фигуре, бронзовый пояс, обернутый вокруг талии. Это тоже было немного странно. Фасон одежды был похож на яркие шелка, которые носили все остальные Ночнорожденные, но покрой был немного чересчур резким, а контраст слишком смелым. Его волосы были темно-красными, почти черными и спадали по плечам неровными волнами. Необычная длина, ни ниспадающие, ни подстриженные, которые предпочитают при дворе Дома Ночи.

Я могла по пальцам одной руки пересчитать количество Ночнорожденных вампиров за пределами Сивринажа, которых я встречала. Возможно, во внешних областях королевства была другая мода. Но все же…

Он оглянулся через плечо, прямо на меня. Его глаза были ржаво-красного цвета, достаточно яркого, чтобы быть заметным даже с другого конца комнаты. Его взгляд был непринужденно любопытным. Тем не менее, его напряженность меня насторожила.

Здесь тоже было что-то странное. Что-то…

— Ты уже пробовала это?

— Дерьмо.

Я вздрогнула.

Я не услышала приближение женщины, что было одновременно и неловко, и опасно. Она была высокой и гибкой, с веснушками, разбросанными по коже бронзового цвета, широкими темными глазами и ореолом из подстриженных черных локонов вокруг головы. Она ухмылялась, мясное пирожное капало розовым соком на кончики ее пальцев, когда она протягивала его мне.

— Это очень вкусно.

Мне не очень нравилось, когда вампиры произносили слово «вкусный», стоя так близко ко мне. Я сделала два плавных шага в сторону.

— Хорошо.

— О, ты многое пропускаешь. Это…

— Орайя.

Винсент никогда не кричит. Его голос был достаточно сильным, чтобы прорезать любую комнату. Оглянувшись через плечо, я увидела его у арочного входа в бальный зал, он кивнул мне в сторону коридора с безошибочным посланием: Пойдем.

Ему не нужно было повторять дважды. Я не стала прощаться с женщиной, шагая за ним, более чем благодарная за то, что покинула эту яму с когтями и зубами.

И все же я еще раз бросила взгляд на ту картину. Мужчины уже не было. Падший ришан только хватался за воздух, снова брошенный на произвол судьбы

Глава

4