Змея и Крылья Ночи (ЛП)

Я знала логичный ответ. Человеческие жизни были такими хрупкими. И все же это не мешало темным уголкам моего сознания блуждать. Гадать, где они. Гадать, страдают ли они. Гадать, помнит ли кто-нибудь из них меня.

Я не помнила их. Может быть, поэтому я так по ним скучала. Мечта может быть тем, чем она должна быть, и, возможно, двенадцатилетняя версия меня самой нуждалась в их спасении, чтобы стать тем недостающим кусочком, который наконец-то поможет мне почувствовать себя цельной.

— Скоро, — пробормотал Винсент. — Скоро ты будешь достаточно сильной, чтобы пойти туда самой.

Скоро.

Нет, Винсент не мог действовать, но я могла, если бы я была более сильнее, чем человек. Мне нужно было быть сильнее, даже сильнее большинства вампиров.

Я могла бы сделать это, если бы была такой же сильной, как сам Винсент.

Это будет моим желанием от Ниаксии, если я выиграю Кеджари: стать Кориатой Винсента. Быть привязанной к его сердцу. Узы Кориатиса были могущественны, почти легендарны, дарованные всего несколько раз за всю историю, и их создавала только сама Ниаксия. Это лишило бы меня человечности, и сделало бы вампиром, в котором не требуется обращение, которое заканчивалось смертью более чем в половине случаев. И это связало бы мою душу с душой Винсента, его сила стала бы моей, а моя — его. Не то чтобы мне было что предложить ему, конечно. То, что он вообще был готов сделать мне такой подарок, было свидетельством его любви ко мне.

Как его Кориата, я была бы достаточно могущественна, чтобы спасти семью, которая меня родила, и стать настоящей дочерью для мужчины, который меня воспитал. Я стала бы одним из самых могущественных людей в Доме Ночи. Одним из самых могущественных людей в мире.

И никто и никогда больше не будет недооценивать меня.

— Скоро, — согласилась я.

Он слабо улыбнулся мне, затем поднялся.

— Ты готова?

— Да. — Но это слово было словно пеплом у меня во рту.

Я много раз пыталась молиться Ниаксии на протяжении многих лет. Я никогда не чувствовала ничего особенного, возможно, потому, что, будучи человеком, я не была по-настоящему одной из ее детей. Но когда Винсент принес чашу и драгоценный кинжал, когда он сделал порез на моей руке и позволил моей слабой человеческой крови скатиться в кованое золото, волосы зашевелились у меня на затылке. Винсент шептал молитвы на древнем языке богов, его большой палец прижимался к моей ране, выдавливая каплю за каплей в подношение.

Его глаза метнулись вверх и встретились с моими.

— Ниаксия, Мать Алчной Тьмы, Чрево Ночи, Тени и Крови. Я дарую тебе Орайю из Ночнорожденных. Она — дочь, которую дало мне мое сердце, так же как мое сердце сделало меня твоим сыном. Ее присутствие в Кеджари — величайший дар, который я когда-либо предложу тебе. — Возможно, мне показалось, что его голос стал слегка хриплым. — За исключением, возможно, ее победы.

Черт. Я не ожидала, что это будет так сложно.

Нет, я не была ее большой поклонницей. Но сейчас я чувствовала, что Богиня здесь, принимает подношение из моей крови и обещает мне взамен только больше крови. Я подумала, не будет ли она брать, и брать, и брать, пока в моих бедных смертных жилах не останется ничего, что можно было бы отдать.

Слова, которые должны были связать мою судьбу, висели в воздухе как дым.

— Я предлагаю себя тебе, Ниаксия. Я предлагаю тебе свою кровь, свой клинок, свою плоть. Я буду состязаться в Кеджари. Я отдам тебе свою победу, или я отдам тебе свою смерть.

И затем последние, запечатывающие слова:

— Aja saraeta.

Прими мою правду.

— Aja saraeta, — повторил Винсент, не сводя с меня пристального взгляда.

Капля, капля, капля, капля, как медленно стекает моя кровь.

ВЕРОЯТНО ТОЛЬКО благодаря этим крошечным глоткам вина я вообще смогла заснуть. В конце концов, наступил рассвет, и Винсент ушел спать. Я лежала в постели, глядя на звезды, нарисованные на моем потолке. Рана на руке пульсировала. До начала Кеджари, скорее всего, пройдет еще несколько дней, но благодаря моему подношению он вдруг стал реальным, как никогда раньше.

К тому времени, когда от усталости я закрыла глаза, положив клинки рядом с собой, был уже почти закат. На всякий случай.

Когда я уснула, беспокойно и тревожно, мне снилась безопасность.

Я почти не помнила свою прежнюю жизнь. Но сны так хорошо заполняли воспоминания, изъеденные временем. Это был мазок ощущений, как краски, разбавленные водой. Маленький глиняный домик с потрескавшимся полом. Объятия сильных рук, поцарапанные щеки, запах грязи и пота. Бескровная еда, мучительно сладкая, без железного привкуса, проскальзывающая у меня на языке.

Мне снилось, как усталый голос читает мне историю, и я принимала как должное, что там будет счастливый конец, потому что не знала другого.

Я ненавидела эти сны. Проще было не вспоминать о них и о том, что они всегда заканчивались одинаково.