Змея, крокодил и собака

Эмерсон занявшись предварительным осмотром и планом местности, демонстративно игнорировал яростную деятельность, кипевшую неподалёку, и не сразу отреагировал, когда мы прервались на ланч. Взяв тарелку у Берты, назначившей себя помощником повара, он впервые за сегодняшний день заговорил с ней:

– Садись и ешь. Кто сказал тебе идти с нами?

– Это была её собственная идея, – вмешалась я, прекрасно зная, кого он подозревает в отданном приказе. – И я согласна с ней: в сложившихся обстоятельствах анонимность должна быть предпочтительнее равенства участников экспедиции, на котором я бы настаивала.

Эмерсон хмыкнул. Правильно истолковав его реакцию – негласное признание мудрости моего решения – Берта спокойно удалилась.

Сайрус наблюдал за её уходом, сузив глаза. Я передала ему сведения, которые Берта сообщила мне накануне. Затем он произнёс:

– Я до сих пор не доверяю чёртовой бабе. Я хочу, чтобы за ней наблюдали день и ночь. Я хочу, чтобы она сидела в четырёх стенах, откуда никто не сможет её извлечь без трудностей и шума.

– А, так вы строите тюрьму! – просиял Эмерсон, указывая на возводившиеся стены.

– Хватит, Эмерсон, я устал от вашего сарказма. Эти клятые палатки не отвечают моим представлениям о надлежащей штаб-квартире, холщовые стены не удержат скорпионов или песчаных блох, не говоря уже о грабителях. И раз вы не желаете ночевать на дахабии...

– Кто вас навёл на такую мысль? – спросил Эмерсон.

– Да вы же, упрямый, безрассудный...

– Язык, Вандергельт! Здесь присутствуют дамы. Вы, должно быть, неправильно поняли меня. – Он поднялся. – Но продолжайте строить свой экспедиционный дом, если хотите. А остальные будут работать. Чарльз, Рене, Абдулла…

В общем, мы провели ещё три ночи на дахабии. Опытный взгляд Эмерсона снова оказался прав: кирпичи в лощине оказались фундаментами домов – по меньшей мере, одного дома. На третий день обнаружили бо́льшую часть его, а также фрагмент толстой ограждающей стены, которая должна была окружать всю исследуемую площадь.

Вечерние контакты свелись к минимуму. Оба молодых человека были так измотаны, что за ужином всё время падали на стол, а по завершении трапезы сразу же оказывались в кроватях. Сайрус избегал меня, простодушно объяснив: Эмерсон довёл его до такого состояния, что он не в силах говорить вежливо даже со мной. Эмерсон запирался в своей комнате, Берта – в своей. Я же, натурально, была полностью готова к любой интересной деятельности, поэтому вечера тянулись крайне утомительно – их монотонность не нарушали даже попытки взлома или вооружённого нападения.

Поэтому я обрадовалась, когда на третий вечер Сайрус присоединился ко мне в салоне, выглядя очень элегантно в вечернем костюме, который он всегда надевал в мою честь, и с выражением лица, показывавшим, что его расположение духа явно улучшилось.

– Мальчик-почтальон только что прибыл из Дерута, – объявил он, улыбаясь от удовольствия, которое, как надеялся, доставил мне этим известием.

Толстый пакет, который мне передали, действительно украшал герб Чалфонта. Я поспешила открыть его, но подозревала, что удовольствие окажется не совсем безоблачным.

Перед отъездом из Луксора на нас обрушился безумный шквал телеграмм. К сожалению, моё сообщение о спасении Эмерсона не успело прибыть в Англию до того, как наши родственники узнали о его исчезновении, и первая телеграмма, которую я получила от них, была настолько взволнованной, что понять её было невозможно. Во второй, дошедшей до меня, после выражений облегчения требовали дальнейших подробностей. Я справилась с этим как нельзя лучше, учитывая ограничения телеграфа и необходимость сдержанности. Я прекрасно знала, что телеграфные операторы в Луксоре падки на взятку, и что шакалам прессы великолепно известна эта прискорбная привычка – которую, однако, можно наблюдать только в стране, чьи жители не обладают ни преимуществами британской морали, ни надлежащим минимумом средств для того, чтобы хоть как-то протянуть.

Я обещала написать, и, конечно же, так и поступила. Но, тем не менее, сомневалась, что моё письмо пришло своевременно – определённо, оно запоздало, и Рамзес на него не ответит. Он, должно быть, писал мне ещё до того, как узнал ужасные известия об исчезновении отца.

Однако в последнем я ошибалась, что и подтвердило письмо. Я подняла взгляд на Сайруса, не желающего садиться, пока я не приглашу его, но бесспорно трепещущего от любопытства, которое он из чрезмерной вежливости не мог выразить вслух.

– Останьтесь, дорогой друг, – сказала я. – У меня нет секретов от вас. Но сначала объясните мне: как это послание дошло до меня так быстро? Оно датировано всего восемью днями ранее, а почтовое судно тратит одиннадцать, чтобы добраться до Порт-Саида. Вы заполучили джинна? Или наняли изобретателя, чтобы усовершенствовать один из тех летательных аппаратов, о которых я читала? Потому что я знаю: именно вам, так или иначе, обязана я этими добрыми услугами, продиктованными… э-э… заботой.

Сайрус выглядел смущённым – как всегда, когда я хвалила его.