Змея в изголовье

Стараясь не производить лишнего шума, люди божественного змея подкрались к величественному зданию, спрятались в песке, зарывшись, подобно отдыхающим от дневного жара кобрам. Ждать оставалось недолго, процессия должна была пройти здесь на рассвете, но до той поры они не имели права обнаружить себя. Как Гор воскрешает своего отца, дав ему проглотить свое око, так и его живое воплощение – фараон Сетх-Ка, принеся жертвы, должен был призвать дух своего отца. И как Осирис, оживленный жертвой сына, остался в царстве мертвых, Аменти, предоставив Гору править в царстве живых, так и умерший фараон должен был передать свою мудрость и опыт сыну, как залог власти над Верхним и Нижним Египтом.

Об этом Ба-Ка доложил преданный человек, служивший во дворце, и этот миг беглый принц счел наиболее удобным для осуществления задуманного им плана. Но до того часа, засыпанный песком до ноздрей, он лежал, вглядываясь в ночь, размышляя о событиях недавних дней. Вспоминал забитого им до смерти соратника. Правда ли, что тот предал его? Может быть, да, может быть, нет, а может, и вовсе не было никакого предательства и его освободитель просто выследил его, зная, с кем имеет дело? И конечно, он предполагал, чего можно ожидать от молодого сильного вельможи, привыкшего властвовать и проливать кровь всякого, кто не пожелает склонить голову перед его властью.

И охотник на львов, по сути, он тоже умер за него. Ну да что за дело? Он все равно бы умер, но так он закончил жизнь сражаясь, а это куда лучше, чем стать обедом для священного крокодила. Да и что с того – щит оберегает тело от ударов, но если он разлетается в щепы, берут новый. Что толку жалеть о пустяках?

И вот этот случай со жрецом Апопа. Сперва он даже спрашивал себя, верно ли поступил, разделавшись со спасителем. Но лишь до того момента, пока не услышал в голове требовательный голос, приказывающий: «Ни о чем не жалей, ты прошел последнее, самое трудное испытание. Теперь ты высший, никто, как ты! И ты сделаешь то, что не по силам никому другому».

«Я сделаю это», – прошептал тогда Ба-Ка, понимая, что стоящий перед ним учитель как раз и есть тонкая, едва заметная, почти нерушимая граница, отделяющая его от истинного могущества. Склони он голову, прими власть тайного жреца – и, даже властвуя над целым светом, всегда будет лишь тенью этого человека. Всего лишь человека! И он попросил у Апопа позволения сделать решительный шаг и сделал его. И стал тем, кем стал, оставив за спиной все человеческое, как оставляет змея сухой выползок прежней кожи.

Он свято верил в это, в свое великое предназначение. Он знал, что отныне каждый шаг наполнен силой божественного змея. Сейчас им предстояло сойтись лицом к лицу: ему – воплощению Апопа, и его жалкому брату, нареченному вместилищем Гора. Но не было сомнений в правильности выбора. Теперь настал час последней и единственной истины, когда нет больше места сожалениям.

– Идут, – шепнул один из его людей.

Ба-Ка и сам видел процессию, направлявшуюся к пирамиде. И не только видел, но и слышал – негромкий стук копыт и мерные шаги мулов и верблюдов по утоптанной земле передавались далеко. Впереди колонны двигались конные носилки фараона и его супруги, окруженные, будто патока роем ос, нубийскими всадниками, перешедшими на службу к владыке мира. За ними шествовал отряд дворцовой стражи в рогатых шлемах с шарами на голове, с большими закругленными сверху щитами, обтянутыми пестрыми коровьими шкурами, с копьями и кхопешами в руках. Ба-Ка удивился, что среди гвардейцев не увидел огромной фигуры Микенца. Да мало ли что могло произойти с ним за время, прошедшее с той роковой ночи.

За носилками фараона, в окружении жрецов Тота, на смирном муле ехал старый мудрый Ур Маа. Его присутствие не порадовало Ба-Ка. Он прекрасно знал, что старик значительно больше любит его любознательного младшего брата, а не его самого, законного наследника престола. Ну что ж, если понадобится, то и старик сегодня встретит последний восход солнца. Он немало пожил, и если Ба-Ка придется помочь ему переступить смертный порог, стоит ли о том жалеть? Дальше, сколько видел глаз, тянулась длинная процессия мускулистых полуобнаженных носильщиков с высокими плетеными корзинами за плечами. В корзинах, обеспокоенные предстоящей участью, кудахтали жертвенные куры, блеяли ягнята.

Ба-Ка сделал чуть заметный знак своим воинам, и те, неслышные, как змеи, начали подкрадываться к караванному пути, готовясь нанести удар. Когда хвост колонны миновал засаду, окрестный песок ожил, будто пустынный самум вдруг проснулся в предрассветный час, взвихрил серую пыль и обернул ее в молчаливых людей, стремительных, как бросок мамбы. Идущие позади колонны носильщики так и не успели понять, что происходит. Кто-то вдруг зажимал им рот, не давая вскрикнуть. Еще кто-то подхватывал их поклажу, а потом жизнь в единый миг уходила из мертвого тела. А спустя совсем немного времени только очень внимательный человек, присмотревшись, смог бы отыскать трупы рабов под слоем песка. Но здесь и сейчас искать их было некому.