— Во, братва, — рассказывал солдатам ефрейтор Валера. — Показал Боря, что знай наших. Я думал, что это такой чижик-пыжик, типа размазня, а он — боевой парень. Джигит, как ни посмотри! Хищник, скажу я вам. Настоящий коршун!
Коршун.
Кликуха приросла к Борису Кожемякину.
Осталась с ним до конца жизни.
То есть на 14 лет и 6 месяцев. Именно столько осталось ему до конца жизни.
Леварт чувствовал, что Бармалей хочет с ним поговорить наедине, но колеблется. Решил пойти навстречу. Встретились с глазу на глаз.
Бармалей вопросительно на него посмотрел и вынул из кармана два шприца. Леварт покачал головой.
Леварт не кололся героином. Ни разу, хотя возможностей было множество. После инцидента с автобусом он был на один шаг от иглы, и гера была под рукой, в пакете, который передал Юсуфзай. Тогда укололись Бармалей и Гущин, а также Якорь, которого Леварт давно уже подозревал в регулярном употреблении героина. Леварт, однако, смог воздержаться от искушения.
— Ясно. — Кивнул Бармалей, пряча коробку. — Ясно, братан, понимаю. А косячок?
— Можно.
Бармалей затянулся и передал самокрутку Леварту, аккуратно, чтобы не просыпать анашу.
— Мне, братан, — начал он разговор, — выражение лица нашего профессора не нравится. Тот автобус… Интеллигентик вроде бы переживает. Ну, так и я переживаю, ради Бога, не вру. Понесло меня… И у меня тяжкий грех на душе, тяжкий… Но идет война. Война! Нас убивают, мы убиваем. А кровь требует крови. Вот и все, на этом конец. Я это знаю, Якорь это знает, ты это знаешь. Все согрешили… Но наш Ломоносов меня пугает. Не заложит? Чтобы совесть успокоить, боль с души снять? А? Паша? Ты его знаешь…
— Не слишком хорошо я его знаю. — Леварт затянулся самокруткой, медленно выпустил дым. — Вижу, что переживает. Но не донесет.
— Почему так уверен?
— Он диссидент. То есть, недоволен строем. Собственно, за это он из науки попал в армию… По доносу, ясное дело.
— И это, — поднял брови Бармалей, — довод? Что не донесет, потому что сам от доноса пострадал? Не очень это меня убеждает. И потом, если он диссидент, то он что, святой и во всем правый? Мне приходилось видеть совершенно противоположные случаи. Нет, Паша. Поговори с ним. Откровенно, от души. Надо знать, что и как, потому что… Сам понимаешь. За этот автобус может быть трибунал. И срок не из коротких. В лучшем случае, а возможно, сам знаешь… Пустить в расход по упрощенному протоколу. А у меня в Обнинске жена, трехлетняя дочка. Можно ли ее осиротить из-за чьих-то угрызений совести? Да и ты, Паша, как мне кажется, не рвешься под военный суд.