Но Райн уже шагнул назад, выпрямил спину, прижал к телу побелевшие кулаки. Он отошел на несколько шагов, словно даже в гневе понял, что мне нужно сохранять между нами расстояние побольше.
– Прекрасно, – ледяным голосом произнес он. – Ты права. Мы вели себя глупо. Если хочешь, чтобы я ушел, я уйду. Тебе лучше не приближаться к тому коридору. Я пошел.
Мне уже хотелось взять свои слова назад. Сердце начали забирать знакомые тиски страха. Я боялась не Райна, я боялась оставаться без него и боялась всего того, что почувствую, когда он уйдет.
– Хорошо, – сказала я, борясь со всеми чувствами.
Никто из нас не знал, что добавить.
Райн пошел в свою комнату, собрал вещи, отодвинул комод от двери ровно настолько, чтобы протиснуться мимо него, а потом повернулся ко мне.
В воздухе повис миллион несказанных слов.
Он произнес только:
– Придвинь обратно, когда я уйду. Я…
И не стал договаривать.
Я поняла это чувство, потому что и сама сейчас делала то же самое. Сдерживалась, чтобы не сказать все эти «не уходи», «мне будет тебя не хватать», «прости».
«Это же дурь, – говорила я себе. – Он просто уходит в другое жилье, вот и все».
Но я знала – мы оба знали, – что как только Райн уйдет, как только он станет просто одним из участников Кеджари, что-то между нами изменится непоправимо.
– Я… – снова начал он, не смог договорить и подытожил: – Увидимся на следующем испытании.
И ушел, не успела я сказать ни слова.
Глава тридцать седьмая
В ту ночь впервые за долгое время мне снилось, что с неба исчезла луна.
Кровать, расшатанная и дешевая, была огромной для моего крошечного тела. Я закопалась в одеяла, натянув их на нос. Йона и Лисан спали или делали вид, что спят.
Мама торопливо шептала: «Погаси немедленно лампу, ты же знаешь, что они придут, ты же знаешь…»
Мне тоже было страшно. Но я подумала: «Нельзя бояться!» – и выскользнула из-под одеял. Я тихо-тихо подошла к окну. Моего роста едва хватало, чтобы дотянуться до его края. Я схватилась за потрескавшийся подоконник и вгляделась в небо.
Однажды я видела мертвого червяка, которого облепили столько муравьев, что он превратился в сплошную шевелящуюся черную массу. Вот таким сейчас выглядело небо. Пульсирующее покрывало черноты.
Только в небе были не муравьи. Там были крылья.
«Орайя!»
Мама произнесла мое имя так, как она произносила его, когда была напугана.
«Орайя, отойди от…»
Воздух ударил в легкие жестко, словно это была морская вода. Только хуже, потому что он словно выедал меня изнутри.
Все тело сотрясал кашель. Я едва пришла в сознание и уже опять почти его теряла, перекатившись на четвереньки и содрогаясь в конвульсиях. Из глаз капали слезы, желудок болел, в глазах помутилось настолько, что я больше услышала, чем увидела, как на землю проливается струйка рвоты. Я пыталась проморгаться, но тщетно.
Я подняла голову.
Неудивительно, что мне приснилась та ночь, потому что эта выглядела точно такой же. Неясное извивающееся движение сплошной леденящей темени.
Меня окружали деревья – высокие, редкие и чахлые, только у самых верхушек росло несколько длинных ветвей с тонкими, как иглы, концами. Земля под ладонями была жесткой, песчаной. Повсюду валялись камни. Все это – пыль, камни, деревья – казалось черным; очерченные лунным светом контуры накладывались на оттенки темно-пепельного. От земли поднимались столбики дыма, горячие и жгучие. Когда порывом ветра один такой столбик отнесло в меня, я вскрикнула от боли и отпрянула. Кожу обожгло, будто кислотой.
Я схватила мечи и держала их наготове. В лесу что-то зашевелилось – слишком далеко, было не разобрать, но звук не оставлял сомнений. Хриплое, тяжелое дыхание и пронзительные крики. И тошнотворный звук разрываемой плоти.
Сознание путалось то ли от дыма, то ли от той неизвестной магии, которая принесла нас сюда. Но я заставила себя сквозь туман в голове попытаться собрать в кучу происходящее.
Это испытание Полумесяца. Наверняка. Мы были не в амфитеатре – даже не в Сивринаже, по крайней мере не в тех его частях, где я бывала, – но по времени все сходилось, и испытание Полумесяца часто было совершенно не похоже ни на что.
Но цель?
Шаги. Я обернулась, и тут же в меня что-то врезалось, повалив обратно на камни. Я не смогла разобрать лица нападавшего – вокруг было темно, размыто, из земли пыхал дым, каждой струей надувая мне доспехи. Я лихорадочно замахала мечами, разя плоть.
Обычно яда хватало, чтобы по крайней мере их замедлить, но мой противник был, кажется, совершенно невосприимчив к боли. Жажда крови? Если так, то я такой сильной еще не видела – чтобы он настолько не ощущал собственного тела.
Я со всей силы вонзила меч в бок нападавшему, и от этого мой противник наконец пошатнулся. Он споткнулся, упал на землю, словно разом сказались все полученные раны, и я прижала его сверху.