Змейка и крылья ночи

Вообще-то, я понимала, что вопрос звучит смешно. Хотя не должен, потому что у Райна были все причины дать мне потерять контроль над собой и оказаться дисквалифицированной или убитой. Я была его врагом во всех смыслах слова: дочерью короля, которого он ненавидит; выросшая в клане, который уничтожил его клан; соперник в борьбе за титул, который может выиграть только один.

Райн подошел на шаг ближе и пристально в меня всмотрелся.

– Какое мне до тебя дело? – хрипло повторил он. – Орайя, ты дура?

Я не ожидала отчаяния в его голосе. Словно он молил о помощи.

– А может, это я дурак.

Нет. Мы оба.

Я прекрасно знала, почему Райну есть до меня дело. И по той же причине мне есть дело до него. Я не дышала. Меч скользнул обратно в ножны.

Нет, оружие не могло меня от этого защитить. Я не была уверена, хотела ли я этой защиты. Мое сердце было открыто, кровоточило и было отвратительно, по-человечески хрупким.

Но когда лунный свет упал на лицо Райна, я стала вглядываться в каждую черточку. Я очень хорошо изучила это лицо, но все равно обнаруживала что-то новое и притягательное каждый раз, когда смотрела на него. А сейчас оно словно само было болью и тоской.

Меня тянуло к нему. И я так устала от потерь.

Когда я приблизилась, я еще не знала, что собираюсь сделать или сказать.

Но я обвила его шею руками и поцеловала его.

Глава сорок четвертая

Райн встретил мой поцелуй с таким пылом, что непонятно было, кто начал первым. Его руки сомкнулись вокруг меня, плотно притянув к себе, и мы вдвоем сделали несколько неровных шагов, пока моя спина не наткнулась на стену. Райн искал ртом мой рот, словно хотел изучить каждую частичку меня, – забирал мои губы, верхнюю, нижнюю, а теплый и мягкий язык и требовал, и отдавал.

Глубоко из его горла поднялся стон – и дрожью пронесся по всему моему телу. Я была зажата между Райном и стеной. Его рука скользнула по моей талии вниз, и я прильнула к этому прикосновению. Мало. Все равно мало. Искра, которую мы зажгли в пещере, не погасла, мы ее только притушили. И сейчас она с неистовством возродилась, жарче и убийственнее, чем была. Мне ничего так не хотелось, как сгореть в ней заживо.

Рука его продолжила движение, распласталась по бедру, перешла на ягодицы, и вдруг мои ноги поднялись, сомкнулись вокруг его тела, и от ощущения крепкого давления между бедрами у меня перехватило дыхание.

Проклятье! На этот раз мне нужно было больше. И чтобы как можно меньше лишнего между нами. Мне так этого хотелось, что даже было наплевать, что обнажить себя перед ним придется и мне.

Его поцелуй замедлился, стал глубже, из лихорадочного превратился в нежный.

Я просунула между нами руку за пояс его штанов, провела вниз по его животу и еще ниже.

Его губы сложились в улыбку, не отрываясь от моих.

– Осторожнее, принцесса.

Я поцеловала его – поцеловала эту улыбку. Не поцеловать было бы кощунством.

– Почему?

– Потому что я не хочу, чтобы наш первый раз произошел в переулке, в трех футах от кучи кишок.

С этим было не поспорить. Но – стыдно признаться – часть меня настолько его хотела, что я бы сделала это и здесь, просто чтобы погрузиться еще в одно первобытное наслаждение. Сперва кровь, потом секс. Может, я все же была вампиром в большей степени, чем мне казалось.

Его свободная рука бережно легла мне на шею. Следующий поцелуй получился иным: мягким. Напомнил мне то, как Райн целовал в пещере мою шею. Нежно и заботливо.

У меня сжалось сердце. Ничего вампирского. Ничего кровожадного и холодного.

– Орайя, посмотри на меня.

Я открыла глаза. Наши носы соприкоснулись. Лунный свет освещал каждую царапинку на его коже. От этого света зрачки чуть сузились, и в этих холодных лучах радужка вокруг них была почти фиолетовой.

– Скажи мне хоть что-нибудь честно, – тихо проговорил он.

Хоть что-нибудь честно.

Самое ужасное из честного состояло в том, что с Райном честно было все – всегда. Он видел меня насквозь. Понимал все мои сложности и дурацкую раздвоенность. Я была честной, даже когда не собиралась. Он не страшился темных сторон моей натуры и не порицал мою сострадательность.

И еще, мысль о том, чтобы погибнуть, так и не узнав его полностью, была мучительна.

И как мне было что-то из этого произнести? Нужна ли ему была такая честность? Да и способна ли я сама была вытащить ее наружу из моей кровоточащей души, не распустив все швы?

– Может быть, мы завтра умрем, – сказала я. – Покажи мне то, для чего стоит жить.

Секундная пауза, словно в этом ответе было что-то болезненное. И губы его изогнулись.

– Ты оказываешь на меня давление.

Он снова меня поцеловал – на этот раз не требуя, а обещая.

– Но я готов. Мы полетим. Надо обогнать рассвет.