Змейка и крылья ночи

Только сейчас мне пришло в голову, что люди как раз и содержались здесь в качестве домашнего скота. Человеческие кварталы были не для того, чтобы защищать людей. А чтобы их разводить. Потому что это же, проклятье, будет обидно, если в Доме Ночи не останется людей. Как же тогда попить крови?

У меня побелели от напряжения пальцы, которыми я стискивала рукоять клинка, торчавшего из груди моей жертвы.

Этот урод чувствовал беспомощность пять секунд. Пять секунд из нескольких веков своей жизни. Тогда как нас в ней воспитывали, ее вытатуировали на наших душах, на все краткое время нашего жалкого существования.

Я перестала ненавидеть себя за всю свою человеческую слабость.

Нет, теперь я ненавидела за эту слабость – их!

Я вытащила клинок из тела, но вместо того, чтобы вложить в ножны, ударила еще раз. Капли черной крови обрызгали мне лицо. Потянуть на себя. Теперь еще раз. Еще. Еще. Каждый удар встречал все меньше сопротивления, из-за того что трескались кости и разрубалось мясо.

«Как я их ненавижу, как я их ненавижу, КАК Я ИХ НЕНАВИЖУ…»

– Орайя! Прекрати!

Как только руки коснулись моих плеч, я в ту же секунду развернулась и сделала выпад, не успев себя остановить.

Я пришла в этот мир сражаясь. И покину его сражаясь. И буду сражаться, чтобы защитить все свои уязвимые места, а сейчас я чувствовала, что все тело – и душа – были как открытая рана, которую надо защитить.

Я хотела драться.

Райн, конечно, это понимал. И конечно, знал меня достаточно хорошо, чтобы парировать каждое мое движение, пока наконец я не ударилась спиной о стену, а моя рука была зажата его прочной хваткой.

Он наклонился надо мной, уперев одну руку в стену у меня над плечом, а другой удерживая мое запястье, крепко, но аккуратно.

Меня удивило, что в его глазах я увидела облегчение. Он головой показал на тело, которое превратилось в кровавое месиво.

– Я оценил твою тщательность, но, мне кажется, он мертв.

Его взгляд смягчился, когда он снова посмотрел на меня.

Я изо всех сил старалась не замечать и не придавать значения тому, что они впитывали меня так же, как он впитывал солнечный свет.

– Уже почти рассвет, – сказал он. – Я тебя везде искал.

Он не спросил: «Все ли у тебя в порядке?»

Но я слышала это в его голосе.

Не в порядке. И мне не нужна была такая мягкость. Она слишком близко подбиралась ко всему, что я пыталась защитить.

Его пальцы передвинулись, накрыв отметины, которые оставили у меня на руке ногти Винсента. Эти отметины болели больше, чем обычно болят такие мелкие ранки. Я чуть поморщилась, едва заметно, но Райн все равно обратил внимание. Он посмотрел на мою руку, и взгляд его потяжелел.

– Откуда это?

– Какая разница?

– Есть разница. Это он?

Я замялась чуть дольше, чем следовало, прежде чем произнести:

– Один урод из трущоб.

– Чушь собачья!

Он скривил рот. Чистая ненависть. Словно эти несколько кровавых отметинок составляли не меньшее преступление, чем уничтожение Салине.

Мне это не понравилось.

Я не заслуживала, чтобы меня так защищали. Мне не понравилось отвращение на его лице. Стало обидно за Винсента.

Я выдернула руку.

– Ты мне оставил раны похуже. Я не принцесса, которую надо защищать. Как бы ты меня ни называл.

– Я знаю.

Два слова, и столько рассудительности на этом выразительном лице. Я уже научилась смотреть сквозь маски, и под ними все было кристально ясно. Слишком ясно.

– Прекрати, – зашипела я.

– Прекратить – что?

– Не смотри на меня так.

– Как я на тебя смотрю?

Я оттолкнула его. Не знала, что на это ответить. Слишком много вариантов. Я видела их в глазах Райна.

– Как будто жалеешь меня.

Он фыркнул. Я отвела взгляд, но услышала усмешку.

– Думаешь, я тебя жалею? Не жалею, Орайя. Я лишь считаю, что ты заслуживаешь лучшего.

По мне, это как раз таки было типичной жалостью. А если то была не жалость, значит нечто другое – и более реальное. И это мне не нравилось еще сильнее.

Я резко обернулась:

– Что ты здесь забыл?

Мой тон был откровенно желчным. Райн такого не заслужил. Он ничего плохого не сделал, наоборот, был ко мне добр. Я же могла только драться.

Однако выражение обиды на его лице меня обезоружило.

Но он стиснул челюсти и сказал:

– Я знаю, в чем дело, и с тобой в этом не участвую. Если хочешь, чтобы тебя вышвырнули из Кеджари за то, что ты не вернулась в Лунный дворец до рассвета, – прекрасно. Мешать не стану.

– Вот и хорошо. Тебе же проще. Что ж, может, ты и впрямь заслуживаешь победы больше, чем я. Какое тебе до меня дело?

Райн уже было собрался уходить. Мой голос прозвучал слабее, чем раньше. Обиженный вид Райна лишил мои укусы яда. Теперь я снова была маленьким ребенком, который огрызается на чудовищ слабыми человеческими зубами.

Он остановился. Медленно обернулся.

– Какое мне до тебя дело? – с негодованием переспросил он.