Змейка и крылья ночи

И успела поднять глаза: вспышка света от ворот поглотила все.

Я успела услышать нашим общим разумом, как Райн выкрикивает мое имя.

И успела почувствовать волну боли, когда Айвен вонзил кинжал мне в бок.

И не успела ничего сделать, потому что его магия сковала мне кровь и мышцы. Заставила их двигаться помимо моей воли.

И закинула меня в самую гущу изголодавшихся зверей.

Глава тридцатая

Винсент всегда предупреждал меня, каково это будет – попасть в беснующуюся толпу.

«Они не станут ждать, пока ты умрешь, – говорил он. – Там нет рассудка. Нет мысли. Есть только голод».

Я много думала об этих словах в первые дни после смерти Иланы. Судя по тому, что я слышала, та первая ночь в Лунном дворце была в точности такая, как описал Винсент. Илану сожрали заживо, и она была бессильна что-либо сделать. Картины ее последних мгновений преследовали меня.

И сейчас, когда мое тело оказалось в массе голодных животных и мои мышцы были мне неподвластны на несколько жизненно важных секунд, единственной мыслью, засевшей у меня в мозгу, было: «Это ли она чувствовала перед смертью?»

Магия Айвена парализовала меня. Я не могла двигаться, но была в сознании, когда звери набросились на меня.

Насилием и голодом этих животных довели до исступления. Они сбились в плотные группы: подергивались мышцы, дымились пеной челюсти. Наверное, они понимали, что это их единственный шанс выжить.

На долю секунды мне подумалось, насколько это удручающе. Они же, в конце концов, просто животные. Хищники, на потеху публике низведенные до роли добычи. В общем-то, как и все мы.

Я почувствовала это, когда первый из них, демон, крепко схватил меня за ногу. Тотчас же меня окружили остальные, в таком количестве, что скрыли от меня небо. Все, что я видела, были зубы и когти.

Я не могла даже закричать.

«Орайя!»

Паника Райна охватила меня целиком. Она была такой же острой, как моя.

Я не знала, что мне с ней делать.

Но что-то связанное с этой паникой встряхнуло меня. Ее взрыв был так силен, что пробил остатки магии Айвена. Руки взлетели, яростно разя во все стороны.

Этого было недостаточно.

Их было слишком много. Я сильно истекала кровью. Кровь – это плохо. Кровь – это опасно. Я бросалась в атаку своими мечами, но это было тщетное трепыхание в бескрайнем море плоти, шкур, шерсти и перьев.

Я должна была умереть. Матерь, я должна была умереть. Сердце бешено билось. Каждый толчок крови заставлял их приближаться.

«Орайя, иду к тебе!»

Мне это не понравилось. То, каким испуганным звучал голос Райна. Он вырвался от Анджелики и бежал, бежал, бежал, проталкиваясь сквозь толпу со своей стороны стены.

Не успеет.

«Используй магию», – посоветовал он.

Я видела обрывочные вспышки того, что он видит на бегу, стремительно взбираясь на ненадежную каменную тропинку с той стороны.

«Ты недалеко от выхода. Примени ее прямо сейчас».

Я не могла. Мне было не ухватить свою собственную силу – даже когда получалось, я выдавала не более чем лучики света. Я сражалась, отбивалась, изо всех сил пыталась успокоиться, и…

Я сказала себе: «Страх – это набор…»

«Орайя, страх – это ключ ко всему этому! – наполнил оба наших сознания голос Райна, сам отдающий страхом. – ВОСПОЛЬЗУЙСЯ ИМ. Представь, что вышвыриваешь меня из того долбаного окна. Представь, что вытаскиваешь Мише из тех горящих апартаментов».

Глаза жгли слезы стыда.

Я не знала, как это сделать. Как убрать эту стену внутри себя. Я так долго ее возводила, цементировала каждую трещинку. И теперь не могла от нее оторваться. Страшилась того, что произойдет, если я упаду.

«Орайя, я с тобой. Прямо сейчас. У тебя нет времени. Мы пойдем вместе. Хорошо? Я с тобой».

Это должно было меня испугать.

Звери накинулись на меня. Спина ударилась о песок. На меня вскарабкался демон, его лицо оказалось в нескольких дюймах от моего. Он потянулся к моему горлу – сбоку, как раз туда, где у меня был шрам, напоминавший мне о юноше, о котором я старалась не думать каждую ночь.

Теперь я себе разрешила. Впервые за много лет разрешила себе подумать о нем.

Разрешила себе подумать о родителях, заваленных разрушенным домом во время войны, которая никак их не касалась.

Разрешила себе подумать о потерянной девочке с темными волосами, на которую шла охота в лабиринте. О маленькой девочке, оставшейся одной в разрушенном городе.

Разрешила себе подумать о жизни, которую я прожила здесь, пленницей собственного страха, пленницей этих мерзких хищников, этих монстров, этих отбросов, которые видели во мне не более чем домашний скот…

И тогда мне стало понятно. Я поняла, что страх, если принять его, затвердевает и остреет.

Что он становится яростью.

Что он становится силой.

Я не собираюсь здесь умирать.

Пусть эта ярость взорвется.

Пусть прольется через мой рот, глаза, пальцы и кончики волос. Пусть извергнется до неба – мимо звезд, мимо луны, долетит до самой Ниаксии.

И я почувствовала, как она дотронулась до меня в ответ.

Через меня с ревом пронесся Ночной огонь, окутал меня покрывалом света, тепла и силы. Он поглотил все: демонов, адских псов, вампиров. Поглотил мою кожу, мои глаза. И главное, поглотил мою ярость.