Змеиная голова

– Корреспондент из Одессы прислал ваш настоящий портрет. Но прежде, чем оказаться у меня, он побывал в руках главного кукловода. Здесь, в клубе, за вон той стойкой, преступник аккуратно срезал ваш портрет с картонки и выбросил в клетку, а на прежнее место приделал изображение отца артиста Твальберга, который стоял у него в гримуборной и был украден.

Биток Ардова оттолкнулся от красного, встретился с желтым и пересчитал три борта, сумев избежать ненужного соударения с пришедшими в движение прицельными шарами, которые едва не помешали успешному завершению комбинации.

– Изобретательности вашего шантажиста можно только позавидовать, – отметил Ардов если не с восхищением, то уж точно с признанием незаурядных способностей преступного ума. – Должен сознаться, я и сам в какой-то момент уверовал, что вы и есть бывший бандит Хряк. Вы ведь даже знаете некоторые жаргонные словечки… Это помогло мне довольно живо представить вашу встречу с Кулем…

Разговор Костоглота и Куля в том виде, в каком Илья Алексеевич вообразил его, будучи позавчера в клубе, не имел, конечно, ничего общего с действительностью. Полученный в редакции «Петербургскiхъ Вѣдомостей» поддельный портрет полностью сбил его с толку и, восстанавливая ход преступления с самого начала, Ардов почти уверился, что во вторник здесь встречались два старых корюша-мойщика[90], один из которых сумел занять достойное место в высших кругах под чужим именем, а другой так и остался по сути своей торбохватом[91], каким и начинал свой криминальный путь.

А вот о том, как полученная редакцией одесская бандероль оказалась в руках опаснейшего преступника, Ардову еще предстояло расспросить редактора Клотова. Беспокоить его с этим вопросом до сегодняшней развязки было невозможно из опасений спугнуть главного зачинщика вестью о появлении ожившего сыщика.

Ардов сделал решающий удар и закончил партию.

Глава 40. Маски сброшены!

Зрители принялись аплодировать. Некоторые особо разгоряченные даже бросились обнимать Ардова, словно он одержал победу не на бильярдном столе, а где-нибудь при Амба-Алаги во главе абиссинского войска[92], о которой не так давно сообщали газеты.

– В турнире победил французский гость месье Гарнье! – объявил со сцены Жарков. – Сделавшие верную ставку могут получить выигрыш в расчетной кассе!

Ударила музыка. Поставившие на француза отправились осаждать окошко кассы, остальные устремились на выход. Маркер выводил мелом на доске финальный счет.

Илья Алексеевич подошел к нему сзади.

– Я победил, – сказал он. – Не правда ли, господин маркер?

Старик обернулся. Облик его изменился на глазах: пропал подслеповатый старческий прищур, ушло мелкое дрожание головы, вместо согбенности тело обрело уверенность и стройность.

– Вы способный игрок, Ардов, – сказал он спокойным, слегка насмешливым тоном.

С обеих сторон от маркера встали Свинцов и Жарков. Он оценил их появление таким же насмешливым взглядом.

Подошел Костоглот.

– Знакомьтесь, Касьян Демьянович, это Карл Донатович Мервус, ваш главный враг, – кивнул Ардов на маркера. – Именно он придумал эту отвратительную махинацию против вас.

Лицо коммерции советника стало наливаться кровью, и на всякий случай по незаметному сигналу Ардова возле Костоглота встал Африканов – нельзя было допустить самосуда. Вздохнув, Мервус медленно снял парик, отодрал от лица усы, бороду, баки. Появилось холеное, чисто выскобленное личико с капризными губками и водянистыми, почти прозрачными глазами.

– Какую долю вы требуете от господина Костоглота? – спросил сыщик.

– Начинал с четверти, – не теряя самообладания, признался Мервус и стал стягивать перчатки. – Но поскольку пришлось потратиться, сейчас требования возросли.

– И сколько же сейчас?

– Сейчас – все.

Ответ прозвучал так, словно это было само собой разумеющимся.

– Гадюка, – тихо произнес Костоглот и рванулся ухватить Мервуса за горло. Африканов среагировал вовремя и не дал Касьяну Демьяновичу расправиться с преступником. Сам же Мервус даже не шелохнулся, а лишь слегка повел головой в сторону, словно хотел этим движением вправить себе шейный позвонок.

Африканов тряхнул Костоглота и с усилием развернул в сторону: неподалеку стояла Варвара и во все глаза смотрела на своего отца. Касьян Демьянович мгновенно потерял запал и медленно направился к девушке. Обнялись. Оба заплакали. Он просил прощения, что так и не нашел сил признаться, она – что не поверила в опасность, о которой он твердил: если бы не своенравничала, ничего этого не случилось бы. Костоглот возражал и приводил в ответ свои грехи.

Ардов, не отрываясь, смотрел на человека, которого так долго искал. Встречу эту он представлял на разные лады, изобретал обличительные речи, но сейчас, если честно, растерялся. Лицо страшно зудело, а в ушах стоял комариный гуд.

– В конце 1892 года вы ввезли в Российскую империю фальшивых кредитных билетов на сумму около десяти миллионов.

Мервус высокомерно ухмыльнулся:

– Вы правы, привык работать по-крупному.