Змеиная кожа

— Я не лишаю, — нахмурилась Надя.

— Да посмотри на себя. Ты инвалид. Всего боишься. Я пришел — свернулась, как еж, иголки выставила. Давай потренируемся: я за руку возьму, а ты скажешь "нет", и я отпущу?

Надя неприязненно отодвинулась в угол.

— Не хочу! — сказала она надрывно. — Уйди!

Но он взял ее за руку, а она отдернула и завопила: "Нет!" Он довольно захохотал.

— Видишь, получается! — он шутливо поднял руки вверх: — Все, все, не трогаю! Сдаюсь!

— Перестань… — проговорила Надя с мукой.

— Не перестану. Считай, я доктор. Ну — кричи "нет!".

— Нет, — пробормотала она покорно в ответ на прикосновение, и он снова отдернул руку.

— Отлично выходит. Не страшно же?

— Господи, — пробормотала Надя. — Тебе что — делать нечего?

— Я показываю наглядно, что нормальным людям говоришь "нет" — и они слушаются. Играем, играем…

Он поиграл минут десять, и Надя немного привыкла к его сухой руке и не дичилась. Потом Виталя посмотрел на часы.

— Пойду, пора, — сказал он. — Еще стрелять на улицах начнут. Комендантский час объявили — цирк.

— Боишься? — спросила Надя. Она первый раз за много времени задала кому-то личный вопрос.

— Боюсь, конечно. У нас любой маразм сотворят, никто не удивится.

Он встал, потянулся и сказал:

— Давай еще упражнение напоследок, а?

— Нет! — повторила Надя как заведенная.

— Ох, утомила. Переключайся на другую пластинку. Я фокус покажу — хорошо заснешь…

Надя смотрела в его лукавые глаза и не верила ни одному слову, а когда он провел ладонью по воздуху поперек ее шеи, испугалась.

— Что ты хочешь?

— Провожу границу. Смотри — ниже этого уровня не касаюсь. Договорились?

— О чем?

Он положил ей ладонь на макушку и повторил:

— Договорились?

Наде хотелось тряхнуть головой, но она раздумала и подчинилась, а Виталя массировал ее голову нежными касаниями, спускаясь на лоб, к затылку и за уши. Надя насторожилась, но через минуту почувствовала облегчение, которого давно не испытывала.

— Ну, вот, — сказал он, снимая руки с ее головы. — Теперь я говорю "нет". Хватит, пора мне…

Он подмигнул на прощание и ушел, а Надя обнаружила приятность — приятнее, чем от сознания, что кто-нибудь болеет смертельным недугом. И на другой день, когда из каждого кабинета доносилось "Эхо Москвы", а врачи обсуждали, что будут расстреливать, как в тридцать седьмом, Наде не слишком хотелось, чтобы расстреливали, она заметила, что нейтрально смотрит на мир. Вечером она застала в квартире человек двадцать, половина были незнакомые — и усталые, невыспавшиеся, все сидели за столом и уничтожали за обе щеки припасы, как саранча. Заваруева отсутствовала, и Надя, не желая вторгаться в спаянное застолье, побежала в магазин. Когда она собиралась купить для себя булку, то нашла, что просит две булки вместо одной. Удивившись, она поняла, что подсознательно предположила визит Витали, как вчера, и что она охотно угостит его чаем. Когда все ушли к Белому дому, она ходила по квартире, смотрела в окно и прислушивалась к новостям — не стряслось ли в городе чего-нибудь катастрофического, что помешает Витале прийти. Она не сознавалась, что ждет его.

Он пришел, когда началась программа "Время", и насмешливо спросил:

— Опять полная мобилизация? Революционеры, не к ночи будь помянуто. У нас тоже подорвались, как сумасшедшие…

— Как добрался? — спросила Надя. Она отвыкла от изысканных бесед, и на ум приходили только простые вопросы. — А комендантский час?

Она знала, что толпы народа ходили по улицам, не обращая внимания ни на комендантский час, ни на бронетехнику.

— Так отменили. Ельцин отменил…

Они пили чай, и Надя смотрела в его невнятное лицо пристально, с беспокойным недоумением, которое не оглашала, так как чувствовала понимание без слов. Он действительно понимал, потому что отворачивался, дул на ацетатный вымпел "Ударник коммунистического труда", а потом печально вздохнул и сказал:

— Что ты меня изучаешь, Надюша? Пойми, у меня нет ответа на твой вопрос.

— Какой вопрос? — очнулась Надя.

— Который тебя волнует. Я не отвечу, не знаю. В моих силах — чтобы ты радовалась жизни, а сложности — не для меня, прости.

Она опустила глаза и не отвечала, а он протянул к ней руку и пересадил к себе на диван.

— Ты боишься, — констатировал он. — Не бойся, — и опять, как вчера, положил ладонь ей на макушку. — Мы ведь поняли, это не страшно, правда?

Он гладил ее по голове, и было не страшно, а отрадно, и Надя закрыла глаза, но, когда его рука опустилась и коснулась плеча, она вздрогнула.

— Ну-ну, — убеждал он ее с тихим смехом. — Не бойся, не бойся… Если током бьет, заземляй…

— Что заземлять? — не поняла Надя.

— Если чувствуешь, что в тебе электрический ток и неудобно, вниз направляй, понимаешь? — он коснулся ее шеи губами, и Надю передернуло, как от разряда, но он прошептал успокоительно: — Не бойся, не бойся… Главное, можно сказать "нет"… Что, прекратить?

Он отстранился. У Нади кружилась голова, и она, потеряв опору, чуть не упала.

— Дальше, — пробормотала она, чувствуя, как под его руками становится тепло и свободно.

Уходя от нее, он посмотрел на часы и присвистнул:

— Ого, первый час. Так и на метро опоздаю. Устал я с тобой…