Змеиная кожа

Заявлению никто не удивился — Надя не сомневалась, что его привычно присоединили к внушительной стопке аналогичных и что их количество приближается к численности состава. Выйдя на улицу из депрессивного климата, она глотнула воздуха и почувствовала облегчение. Не торопясь, прошлась до метро, заходила в магазины, рассматривала бутылочные штабеля из водки "Распутин" и спирта "Рояль" и уныло перебирала мыслями, как быть дальше и к кому обращаться. Выход не определялся, и она решила, что такова судьба — смириться с поражением и пропасть бесславно. В отделе, где резали сыр и колбасу, она стала у кассы, наблюдая, как продавщица ловко перекидывает костяшки счетов, выводит результат и только потом пробивает чек, — и пришла к выводу, что родилась чем-то вроде счетов, что время ее кончилось, она скоро исчезнет, ее так же сломают и выбросят.

Придя домой, она застала перед подъездом роящихся в возбуждении соседей и зевак, а на лестнице — усталых милиционеров, в потрепанной форме, с рулеточной лентой. На этаже обнаружились их выбитая дверь, разодранные книжки, разбросанные по лестничной клетке, и опухшая от слез Алла. В квартиру было боязно заглядывать — от предчувствия масштабов страшного погрома.

— Все побили, — сказала Алла с равнодушием человека, уставшего от переживаний. — Посуду… От дулевского сервиза что осталось — в крупу… Ковер бабушкин в лоскуты порезали… Из печатной машинки выдрали буквы… Чеканку со стены сорвали и сплющили… как молотком… Коралл, который Станислав Алексеевич подарил, — раскрошили…

Она выпрямилась и ясно спросила у Нади:

— Знаешь — зачем это?

— Что-то искали, — ответила Надя без сомнений.

— Что?!

Надя пропустила в квартиру человека, который был в гражданской одежде, но явно при исполнении, и в свою очередь жестко сказала:

— Спроси у своего мужа.

— Моего? — изумилась Алла. — Он больше твой, чем мой. Ты у него доверенное лицо…

Надя взглянула на нее так мрачно, что Алла замолчала.

— Не я его в дом привела.

Разговор был закончен, потому что к ним обратился мужчина с папкой, который осматривал место происшествия с профессиональным интересом и не складывал в уме картину преступления и спартанскую обстановку с небогатыми хозяйками.

— Кстати, шмотки порвали, — мстительно рассказала Алла. — Твои, какие получше. Шубу располосовали, платье голубое распороли… Будем на пару — старые обноски делить…

Надя вошла и, оцепенев, осматривала разгромленную квартиру, ужасалась дьявольской злобе, уничтожившей собрания сочинений и тома библиотеки всемирной литературы, смирялась с потерей немногого оставшегося от родителей, и вдруг нерадостное событие предстало доброй приметой — словно задуманное ею действие происходило уже без ее участия и находилось близко к логическому завершению.

Телефон разбили тоже, но соседи дозвонились до Руслана. Он примчался, рявкнул на сестер, чтобы убирали поживее, но в его глазах Надя уловила несвойственную тоску и растерянность. Вечером, когда она оттирала пол на кухне от меда из разбитых банок, он явился, хлопком ручищи укрепил табуретную ножку, сел и сказал устало:

— Достанут они меня.

— Кто они? — безразлично спросила Надя, возя половой тряпкой по линолеуму.

Он отрезал:

— Не твое дело, — и поднялся. — Поеду куда-нибудь. Жрать хочу.

— А мы?

— Не заработали. Убирайте!

Они убирали, сгребали груды хлама, тряпки, бумаги, черепки, в темноте носили во двор, к мусорным бакам, скрытым в темной нише. Надя избегала подходить к помойке даже днем, потому что та не просматривалась из окон, и кто угодно мог дать по голове просто так. Но сейчас она не чувствовала страха, был несмелый энтузиазм — хотелось верить, что она освобождает дом от лишнего, тормозящего совершение планов.

Руслан уехал. Надя с неудовольствием подумала, как бы он не спятил с ума от огорчения и не заморил их голодом, но под ночь он привез бумажный промасленный пакет с ресторанной стряпней — раньше ничего подобного не делал. Они трое сидели в кухне, жевали холодные шницели с привкусом прогорклого масла, заглатывали стружку кислой капусты и молчали. Каждый думал о своем. Потом Руслан произнес мечтательно, совсем не грозно:

— Да… хорошо, когда есть Воронеж. А то и он не спасет…

Сестры уставились на него круглыми глазами, но не поддержали разговор, и он не чаял, что поддержат.

Среди ночи, когда утомившиеся Руслан и Алла спали как убитые, Надя открыла скрипящую дверцу шкафа, достала старую юбку и убогонькую чешскую блузку, разгладила запылившуюся ткань, и ей почудилось, что история совершила круг, что кошмарные странствия заканчиваются и она как путешественник, который скоро вернется домой.