Змеиная верность

Ивануткин тоже заметил повышенное внимание окружающих, усмехнулся и встал.

– Ну вот так, Лиза. Поживем – увидим, – сказал он и ушел. Лиза смотрела ему вслед. Теперь Ивануткин не казался ей напыщенным индюком.

6

В приоткрытую дверь балкона задувал прохладный ветер. По экрану телевизора метался очередной герой очередного боевика, бегал, стрелял, раздавал направо и налево зуботычины – боролся за справедливость и за сердце очередной красавицы. Павел Анатольевич Петраков сидел в кресле, курил и с тоской поглядывал на разобранную постель. Начиналась ночь, начинались его мучения.

Он уже забыл, когда спал нормально в последний раз. Пожалуй, в номере московской гостиницы, в последний день командировки. А потом произошло это… Ольга… предательство…

Приближение ночи теперь сулило не отдых и покой, а маяту и страх. Неизвестно, что было хуже – заснуть или не заснуть. Потому что, если удавалось заснуть после того, как изворочаешься на смятых простынях, много раз встанешь и опять ляжешь, начнешь листать книгу и бросишь, если после всего этого удавалось провалиться в сон, начинались кошмары.

Они приходили к нему все втроем – Татьянка, Верочка, Ольга… Только во сне он понял, как они похожи – маленькие, хрупкие, большеглазые блондинки. Видимо, после Татьянки он неосознанно искал тот же тип.

Три большеглазых лица плавали перед ним, он слышал шепот, они что-то пытались ему сказать. Он мучительно вслушивался, но никак не мог понять – что. Их руки касались его, пугали прикосновениями, холодными, скользящими. Руки… Голоса… Невнятный шепот…

Три лица сливались в одно, голос, слившийся из трех, становился громче и наконец произносил это слово. Слово звучало, его смысл был ясен и страшен, но он не успевал его запомнить. Слово ускользало, истаивало, как снежинка в огне, и как он ни старался, потом он не мог его вспомнить. Оставалось только ощущение ужаса.

Эти сны изводили его, изматывали, он просыпался разбитый и обессиленный. Зоя достала ему снотворное, дорогое и очень эффективное. После него он спал, но по утрам очень долго приходилось раскачивать оцепеневший мозг.

На работе ему становилось легче. Там было привычно, бодро, деловито и суматошно. И, конечно, там была Зоя. Входя в лабораторию, он первым делом сталкивался с ней глазами. Она всегда приходила раньше и к его приходу уже сидела за своим столом. На этом столе всегда был безупречный порядок: папки и книги ровными рядами, подставка для ручек и карандашей и только одно украшение – маленькое хрустальное яблочко с двумя позолоченными листиками наверху. Яблочко было не гладкое, а состояло из множества граней, оно причудливо отражало свет, искрилось, притягивало взгляд, завораживало. Райский плод, запретный, смеясь говорила Зоя.

Она поднимала на него глаза, приветливо кивала – «здравствуйте, Павел Анатольевич», – никакой фамильярности на людях, такт, воспитание… Только в карих глазах теплый, чуть смешливый блеск. Свежая молодая кожа, короткие рыжеватые волосы, прохладный запах духов – красивая и стильная женщина выросла из студентки, которая когда-то сдавала Павлу лабораторные работы.

Они познакомились много лет назад, когда Павел на втором году аспирантуры вел лабораторный практикум в Зоиной группе. Он сразу выделил эту девочку – умница. И хорошенькая, и одеваться умеет. Он даже заигрывал с ней слегка, и она отвечала, умно и тактично. Он даже подумывал, что их отношения перерастут во что-то большее. Может быть, так и случилось бы, но тут он встретил Татьянку.

Встретились они случайно, на студенческой конференции. Первокурсница биофака Татьяна пришла на секцию фармакологов послушать чей-то доклад, и там ее увидел Павел, опекавший своих студентов.

Хрупкая тростинка, затянутая в светлый строгий костюмчик, полудетское большеглазое лицо в дымке тонких вьющихся волос. Не девочка – эльф! Так и хотелось заглянуть ей за плечо – где там у нее стрекозиные крылышки?

С ним произошло то, что называется любовью с первого взгляда. Что-то стронулось в груди, там, где, наверное, помещается душа. Как будто треснула льдина под напором весенней воды, время обрело другой ход, а пространство – другие измерения. Он как будто прозрел, мир предстал совсем другим – ярким, звонким, душистым. И сразу понял, в чем смысл жизни – вот в этом, в том, что расцветало в его душе прекрасным цветком.

До сих пор он благодарен Татьянке за тот миг постижения…

Они поженились сразу же, как только Татьянка сдала летнюю сессию, и уехали на каникулы «дикарями» на юг, а вернувшись, стали жить в крохотной комнате аспирантского общежития. Никакие бытовые трудности, безденежье не пугали их, ведь впереди была большая, прекрасная жизнь…

А потом началось то, о чем Павел вспоминал с тоской и болью.

Поползли мерзкие, липкие слухи о Татьянке и Германе Ляхове, студенте из Зоиной группы. Павел не верил, пока не заметил, как изменилась Татьянка. Из ее больших детских глаз ушли радость и обожание, она смотрела на него теперь холодно и отчужденно, как будто разглядывая что-то отталкивающее.