Между тем праздник выходил на новый виток. Столы были уже накрыты для праздничного обеда, и теперь кроме многочисленных блюд на них стояли бутылки с напитками. В мангале жаром дышали угли. Степан и Максим тащили из ледника огромную эмалированную кастрюлю с мясом для шашлыка. Кошка Мурепа вилась у них в ногах и настырно вопила: «Мо-о!.. Мо-о!..» Собаки сидели рядком и возбужденно били хвостами, не отрывая глаз от кастрюли.
Гости с приличествующей им неторопливостью рассаживались за столы, расставленные под березой длинным полукругом, чтобы всем хватило тени. Они проголодались, поэтому никто особенно не стеснялся. Зазвякали ножи и вилки, над столами поплыли передаваемые друг другу блюда. Замдекана профессор Трапезников, назначенный тамадой, встал и произнес первый тост.
Людмила, конечно, постаралась устроиться за столом поближе к Петракову. Лиза не нашла в себе сил сесть с ней рядом, но выбрала место так, чтобы хорошо видеть и Петракова, и Людмилу. А на соседний стул, ослепительно улыбаясь, упал Женик Бельчев.
Буквально через несколько минут Лиза готова была взвыть от такого соседства. Женик оказался из тех парней, которых она на дух не выносила. Липучка. Он сразу же начал чуть ли не тереться об нее, поглаживать руку, прикасаться к спине, дышать в ухо, игриво дуть на шею, шаловливо стягивать с плеча лямку топика. Он, казалось, был везде и сразу, обволакивал, облеплял, и Лизе, плохо переносившей близкий контакт, страстно хотелось прихлопнуть его, как жирную, назойливую муху.
Пересесть было некуда, громко ссориться Лиза не хотела – всеобщим вниманием она сегодня была сыта по горло. Поэтому она только дергалась и шипела, как рассерженная кошка, но Женик был непрошибаем. Он так же ослепительно улыбался и опять принимался за свое.
Еще он старался ее напоить. Видимо, это входило в отработанный сценарий развития отношений. Но тут уж Лиза стояла насмерть. Сегодня пить ей было категорически противопоказано, можно было потерять бдительность и вновь оказаться в опасности. Она пригубила шампанское, когда пили за здоровье Андрея Степановича, и это было все. Фужер с шампанским так и стоял перед ней. Хорошо хоть, что когда пена осела, его осталось совсем немного, это выглядело не так вызывающе. Пила же она минералку, которую подливала себе в бокал для вина. В этот бокал Женик норовил наплескать ей водки, и она еле успевала прикрывать его рукой и отставлять подальше.
Лиза с завистью смотрела на Людмилу, хохочущую в компании аспирантов Юры и Вадима, уписывающую салаты и шашлыки и не забывающую поглядывать на Петракова. Петраков по-прежнему казался подавленным, как ни старалась сидящая рядом с ним Зоя расшевелить его.
Сама Лиза даже есть не могла. От непроходящего страха, лихорадочного старания ничего не упустить из виду, все возрастающего раздражения на Женика голова разболелась совсем невыносимо. Тяжелая боль, как ртуть, плескалась внутри черепа и при малейшем движении давила то на глаза, то на затылок, то на виски. От нее к горлу поднималась тошнота. Хотелось одного – лечь и закрыть глаза. День, суливший с утра так много удовольствия и веселья, теперь тянулся, как пытка, и не было ему конца…
Наевшись, гости захотели танцевать, и Степан установил на террасе музыкальный центр с мощными колонками. Забухала громкая ритмичная музыка, и те, кто помоложе, запрыгали на пустом пятачке газона.
Лиза наотрез отказалась плясать с Жеником. Она представляла, что это будет за удовольствие. Но тот прицепился как репей, и, чтобы отвязаться, она пообещала ему медленный танец. Она еще немного посидела за столом, отдыхая от липучего поклонника, потом встала и пошла к Степану, который боком сидел на перилах террасы рядом с объевшейся кошкой Мурепой.
– Степочка, – попросила она, – возьми, пожалуйста, нас с Людмилой до города, когда поедешь за детьми.
Степан смотрел на нее сочувственно.
– Да не вопрос, – ответил он. – Я вас и до дому довезу, только мы-то хотели вас с Людмилой до завтра оставить. А, Лиза? Выспались бы, завтра в лесу бы погуляли, вечером мы бы баньку истопили, а потом я бы вас и отвез… А то ты плоховато выглядишь, Лиза. Бледная вон вся. Чего вам в городе-то завтра делать? Воскресенье же.
Ах, как захотелось остаться! Может быть, и правда не уезжать? Остаться до завтра, выспаться… А может быть, рассказать все Степе? И Андрею Степановичу, и Максиму? Они мужчины, они сильные, умные, они ее защитят. Ее и Людмилу… Они что-нибудь придумают…
Что они придумают? Что тут можно придумать, когда нет никаких улик, никаких следов? Но их с Людмилой тогда уж точно отсюда не отпустят, даже если не поверят ей. И они останутся здесь, в этом доме, где нет надежных замков, куда можно спокойно залезть через любое окно, в доме, где будут спать маленькие дети. Они останутся как приманка для убийцы… И можно не сомневаться, что убийца не упустит случая. Он уже взбесившийся, оголтелый, он недавно убил двоих и чуть не убил сегодня ее, Лизу. Он не остановится… Он может и дом поджечь… Этот сухой деревянный дом сгорит как спичка…