Змеиная верность

– Кишпалка… ну палочка кишечная, – пояснила Света. – Повариха в сортир сбегала, руки не помыла, бифштекс не дожарила…

Лиза перекосилась от отвращения, сразу вспомнился Тамарин палец в супе. Людмила судорожно сглотнула и быстро задышала. Ее снова тошнило.

– Ниче, – утешила ее Света, – денька три поблюешь, подрищешь – и пройдет! Мураха, давай воды кипяченой!..

Подавая Свете воду, Лиза поклялась себе, что ноги их больше не будет в проклятой «рыгаловке»!

Света развела в воде марганцовку и влила в Людмилу изрядное количество бледно-розовой жидкости. Потом растолкла еще с десяток таблеток активированного угля и тоже заставила проглотить. После этой экзекуции Людмила совсем позеленела, лежала пластом с закрытыми глазами и тяжело дышала. Света гордо любовалась делом своих рук.

– Вот, учись, пока я жива, – обратилась она к Лизе. – Если хочешь знать, любую многодетную мать можно запросто, без подготовки брать на работу в МЧС.

– Так у тебя всего двое. – Лиза с сомнением поглядывала на Людмилу. Не вызвать ли все-таки «Скорую»?

– Двое, зато каких!.. – Света плотно уселась за стол. – Оба в папочку своего малахольного. Чего-чего только не творили! И бились, и травились, и током шарахались. Прикинь, Витька – четыре ему было – гвоздь стал забивать в розетку… Мураха, ты давай, чайник поставь, посижу у вас, пока Людке не полегчает.

Около двух часов Света сидела у них, пила чай и развлекала их леденящими душу историями из жизни своего семейства. За это время Людмиле и впрямь полегчало. Она начала с интересом прислушиваться к Светиным рассказам и даже выпила полкружки чаю с лимоном. У Лизы немного отлегло от души.

…На следующий день утром Людмила проснулась в состоянии, как она выразилась, «средней хреновости». Тошнить ее больше не тошнило, но о еде она даже думать не могла. Лиза уговорила ее не ходить на работу.

– Я поговорю с Зоечкой, она поймет. А если уж будет недовольна, что ты прогуливаешь без больничного, то мы выйдем в выходной и отработаем.

О том, чтобы пойти в поликлинику за больничным листом, Людмила, запуганная вчерашними рассказами Светы об «инфекционке», даже слышать не хотела.

Что-то настораживало Лизу в поведении Людмилы. Как-то странно она все время юлила глазами, не верещала, как обычно, разговаривала деланым, осторожным, лисьим голоском, как будто заметала следы. Она и вчера была странная, и Лиза все списала на болезнь, но нет, было тут что-то еще…

Понаблюдав за Людмилой, Лиза спросила прямо:

– Люда, что случилось?

– Ничего, – ответила Людмила и поспешно увела глаза в сторону. Врать она совсем не умела.

– Людка, колись! – поднажала Лиза.

– Ничего не случилось, Лизочек, правда!

– Ну я же вижу, Людка, ну?!..

Но Людмила уперлась. Лиза заходила и так, и эдак, но она молчала, опустив голову, уставившись глазами в пол.

Вот партизанка!

Раз она так упорно молчит, значит, это касается «Пашечки». Что же еще она может скрывать от Лизы? Только то, что связано с ним. И еще она почему-то чувствует себя виноватой. Почему?

Лиза в упор смотрела на Людмилу. Смотрела, смотрела и вдруг… догадалась!

– Люда, тебя Петраков вчера чем-то… угощал? Да?..

Людмила подняла виноватые глаза, и Лиза поняла, что попала в точку.

Так и было.

Вчера «Пашечка», вернувшись в кабинет, похвалил Людмилу за ее самоотверженный труд и, в знак благодарности, самолично принес ей кофе и угостил шоколадкой, которую извлек из ящика своего стола. Разве Людмила могла отказаться?

– Ну не могла, не могла, Лизочек! – каялась клятвопреступница.

Лизе стало страшно.

– И после этого тебе стало плохо, да?

– Нет, нет, Лизочек, нет! Потом только… Но это не Пашечка, не Пашечка! Это… это… как ее… кишпалочка! Света же сказала вчера…

– Кишпалочка! – передразнила Лиза. – Говорила же тебе! Вот что теперь делать?

Ни в какую «кишпалочку» она теперь не верила.

– Это не Пашечка! – твердила Людмила. Но в голосе ее уже было сомнение, еле заметное, но было…

Не Пашечка так кто-нибудь другой, подумала Лиза. Подсыпать яд в кофе, который Петраков принес Людмиле, мог кто угодно. Где, например, в это время был Ивануткин?

– Петраков тебе кофе в колбе принес? – принялась уточнять она.

– Не-е-т, в кружке…

– Одну кружку? А для себя почему не принес?

– Не знаю, – потупилась Людмила. – Он, наверное, там попил, в общей комнате. Или ему не хотелось кофе…

Так. Интересно, где был яд, в кофе или в шоколадке? Если в шоколадке – виноват, однозначно, Петраков. Если в кофе, то Петраков или кто-то другой…

Надо было над всем этим срочно подумать, но времени совсем не было. Лиза решила, что все обдумает по пути на работу.

– Я пошла, – сказала она Людмиле. – Запрись и никому не открывай. И никуда не выходи.

– А в туалет? – пискнула Людмила.

– Ты все равно ничего не ешь. Ну… только в случае самой крайней нужды. И больше никуда! Если станет хуже, постучи в стенку Свете, она сегодня выходная, пусть вызывает «Скорую».

Почему, ну почему они так и не заплатили за телефоны?! Теперь вот Людмила остается одна и без связи. Опять несделанные дела мстят за себя! Почему она вспоминает об этом, когда уже поздно?