Змеиная верность

– Лиза, ты как? – тоже спросил он. – Может, в больницу поедем, а?

Лиза помотала головой. Ну уж нет, ни в какую больницу она не поедет. Она досмотрит все до конца, чего бы это ей ни стоило.

Внезапно с улицы донесся резкий визг тормозов, а через несколько минут распахнулась дверь, и на пороге появились Петраков и Ивануткин. Ну вот, подумала Лиза, теперь все в сборе.

У Павла Анатольевича было такое лицо, что на него было больно смотреть. Он сразу нашел глазами Болдину, и та, как будто почувствовав его взгляд, подняла голову. Они встретились глазами.

Почему-то в комнате стало тихо, все примолкли и приостановились в движении, как по команде «замри».

– Зоя, – в полной тишине произнес Петраков, – Зоя, где Ольга?

Надежда, на миг мелькнувшая в глазах Болдиной, сменилась досадой, яростью, ненавистью. Она дернулась, но путы держали ее крепко. И тогда она засмеялась.

От этого нечеловеческого, жутковатого смеха у Лизы по коже побежали мурашки. И все вокруг стояли, как околдованные, никто не говорил ни слова.

– Зоя. – Голос Петракова стал умоляющим. – Бога ради, Зоя… Я прошу тебя… Скажи, где Ольга?..

Болдина грубо захохотала, запрокидывая голову, как будто боялась, что из глаз прольются слезы. Было непонятно, смех это или истерические рыдания.

– Зоя! – Голос Петракова вклинился в смех и оборвал его.

Болдина смолкла и несколько мгновений, прищурившись, смотрела на Петракова. Она что-то решала. Потом сказала:

– Пусть развяжут. Иначе ничего не скажу.

Петраков просительно посмотрел на человека, который недавно спрашивал у Лизы, может ли она говорить. И все остальные тоже повернулись к нему. Очевидно, этот человек был здесь начальником. Он немного поколебался, но разрешил:

– Ладно, развяжите, бежать ей некуда.

Обрывки халата с Болдиной пришлось срезать, так крепко Саша с Федькой затянули узлы. Когда ее освободили, она облегченно подвигала руками, растерла затекшие плечи и запястья.

– Зоя!.. – нетерпеливо напомнил Петраков.

Она подняла голову и взглянула на него.

– Что ж, Паша… Хочешь знать, где Ольга… Оленька любимая, да?..

Она улыбнулась ему лукавой безумной улыбкой, от которой он побледнел.

– Помнишь, Паша, – продолжала она, – мы с тобой ездили за город… Помнишь наше место, овражек и две березки над ним… Мы там целовались с тобой, у березок… Так вот, она там, в овражке, под теми березками… Мы с тобой как раз над ней целовались… Ты быстро найдешь, она не очень глубоко…

В комнате стояла мертвая тишина, никто не двигался, не говорил, только дождь шумел за окном.

В этой тишине Болдина спокойно протянула руку, спокойно взяла Лизину кружку, которая, оказывается, так и стояла у края стола – как Лиза могла забыть про нее, она даже и не видела ее, как будто кто-то отводил ей глаза, – и спокойно поднесла ко рту.

Лиза хотела закричать, броситься к Болдиной, вырвать кружку из ее рук, но ничего не получилось. Ни руки, ни ноги, ни язык не слушались ее. У нее еле-еле получилось захрипеть и вытянуть руку вперед.

– Что, Лизочек? – обеспокоенно наклонилась к ней Людмила.

– Там яд! – прохрипела Лиза. – В кружке!..

– Там яд! – звонко озвучила ее хрип Людмила. – В кружке!

Все как будто отмерли. Несколько человек бросились к Болдиной. Но она уже пила, торопливо, запрокидывая голову, громко глотая.

Столпившиеся вокруг Болдиной мужчины плотно заслонили ее от Лизы. Не было видно, что там происходит, слышались только реплики, в основном мат. Видимо, у Болдиной отнимали кружку, пытались вызвать рвоту. Кто-то громко кричал в телефон, вызывая «Скорую». Потом все расступились.

– Поздно, – услышала Лиза и увидела Болдину.

Она умирала, это было понятно сразу. Не тихой, безболезненной смертью, которую она обещала Лизе, нет. Она задыхалась, царапала руками горло, посиневшее лицо ее сводило судорогой. Не в силах смотреть на это, Лиза закрыла лицо руками.

14

Ночь кончалась. В лаборатории по-прежнему горел свет, но он был не нужен, просто никто не догадался выключить. За окнами стало совсем светло. Дождь кончился, небо было чистым и голубым. Занимался новый, ясный и солнечный день.

Их наконец-то оставили в покое. Уехала «Скорая», увезли труп, после бесконечных расспросов и протоколов уехали полицейские.

Хозяйственная Людмила, мобилизовав себе в помощь Николашина и Макина, как могла, навела порядок. Смела осколки стекла, протерла стол. Стул, на котором сидела Болдина, отнесла к ее столу. Туда все избегали смотреть – на аккуратный, как и всегда, Зоин стол с единственным украшением – хрустальным яблочком, райским запретным плодом.

Разойтись после этой ночи они не смогли – было как-то не по себе. Вместе было легче. Так и сидели все в одной комнате, только Петраков ушел в свой кабинет, и его никто не решался тревожить.

Время от времени названивал телефон – это Света Николашина, изнемогающая от любопытства, пыталась вернуть к родному очагу своего Пугливого Кобеля. Но Валера упрямо оставался на месте.

– Людочка, давайте кофейку сварим, покрепче, – предложил Ивануткин.