Курган встретил студентов холодом. Не сыростью болота и его прохладой, нет, настоящим холодом. Будто температура вокруг него падала на несколько градусов – приметив это, Смоль пару раз отходила и возвращалась обратно. Потирая руки, чтобы отогреть озябшие пальцы.
Под объективом он казался еще ужаснее – пробивал темным контрастом. Катя убедилась несколько раз, что кадры и ракурсы верно подобраны. Опустившись на корточки, сделала еще один снимок, в котором холм мрачно упирался в своды серого, затянутого тучами неба. По спине бегали мурашки, покрывая тело гусиной кожей. Павел терся рядом, подходить вплотную к насыпи он не решался, по нему было видно – суеверно трусил.
А вот Славик смело приблизился к самому краю, присел на корточки, громко хрустнув коленными суставами, закашлялся и сплюнул мокроту прямо на сырую землю.
– Бааа, прикол, тут даже чахлого кустика не растет. Чем-то посыпали, наверное?
– Не посыпали. – Смоль подошла ближе и наклонилась, взяла влажный комок, растирая между пальцами, принюхалась. – Земля как земля. Понять не могу.
Было в ней что-то странное. Это что-то трусливо скреблось, пытаясь забраться под ребра и согреться. Земля не пахла болотом, химикатами или йодом, если бы ее обработали солью. Она пахла гнилью, удушающим и давящим смрадом склепа. Катя тут же отошла, роясь чистой рукой в рюкзаке – где-то она видела влажные салфетки. Отмыться захотелось целиком.
– Может, трупный яд травит? Как они умудрялись хоронить их в курганах? У ведьм что, коллективный почин был? Или, может, их жгли?
– Софья сказала, что такую насыпь над всеми делали. Над каждой, которую клали лицом вниз. Чтоб не выбралась. – Она мельком оторвала сосредоточенный взгляд от рюкзака и вернула его к Славику. Тот обходил небольшой курган кругами и сосредоточенно морщил нос, о чем-то размышляя. Дойдя до замерших товарищей, усмехнулся, тыча пальцем в сторону Павла.
– Ты погляди, этот человек снова жрет. Закрой хлеборезку, Одоевский, присоединяйся к дискуссии.
Одоевский бросил на него хмурый голодный взгляд, но есть не перестал – перевесил портфель на живот и теперь методично вытаскивал из развязанного пакета маринованные баклажаны, заедая облюбованной говяжьей консервой. Из-за набитого рта они едва смогли разобрать слова:
– А что мне? Я слушаю.
– Обжора. Слушай, а если мы копнем? Земля вон какая рыхлая. Вернемся завтра с лопатами, какие фотки Катюха нам наделает.
Она слушала их краем уха, взгляд притягивали деревья в глубине островка – Смоль была абсолютно уверена, что видела там шевеление. Что-то мелкое и рыжее, она заметила блеск глаз-бусин. И это что-то подстегнуло любопытство. Какая живность обитала в болотистой местности? Кругом топь. Это явно была не птица. Неужели они были не правы, и коса расширялась до полноценного острова со своей экосистемой? Она уже представила снимок очаровательного лопоухого зайца за корягой, может, кого покрупнее? Катя сняла шлейку фотоаппарата с шеи и направилась к деревьям, за спиной разговор переходил на возмущенные ноты.
– Ты совсем поехал? Это ж незаконно, эксу… эксту…
– Эксгумация. Это ненормально, Славик, я на такое не пойду. И фотографировать не буду. Их нельзя трогать. Это же тела, понимаешь? После смерти они должны найти… Покой? Я отойду на пару минут. – Бросив напоследок взгляд на мальчишек, Смоль нырнула за первые деревья. Вслед неслись лишь их голоса:
– Я с тобой, погодь.
– Вот дурака кусок! Дама в кустики хочет отойти, а ты следом. Не насмотрелся у Гавриловой? Катюха направо, а мы налево. Облегчимся и пробежимся по острову, может, еще что найдем крутое.
Тяжелые ветки елей с шелестом захлопнули пространство за спиной, и Смоль погрузилась в сумрак. Низкие деревья оказались на удивление плотно стоящими – через невысокие кроны свет пробивался с тяжелым боем. Солнечные пятна плясали на зеленых полянках, окруженных хищной росянкой, то тут, то там игриво блестели зеленые листья кустиков голубики. Это место не выглядело враждебно настроенным к вторгшимся людям. Оно казалось безопасным.
Встретился еще один курган – и вновь он был лишен растений, лишь голая земля. Будто закапывали ведьму совсем недавно. И это поражало. На очередных снимках не было видно болота, но они оказались не менее мрачными и пугающими. Грязно-коричневая насыпь в центре кадра будто насильно тянула все внимание на себя, в тревоге сжимало грудную клетку.
Ветки слева зазывно зашуршали, мелкой рябью пошел стоящий недалеко кустарник. Катя зашагала в ту сторону, руки сжимали фотоаппарат, готовые в любой момент сделать кадр.
И вода заглушила все звуки.
Она не успела понять, как и что произошло. Просто в какой-то момент под ногой не оказалось земли, руки нелепо взмахнули, стараясь найти равновесие. Улетела куда-то в сторону драгоценная камера. Катя ушла под воду с головой. Резко, инстинктивно зажимая веки и задерживая дыхание. Холод пробил до костей, парализовал тело. Она почувствовала, как болезненно судорога вывернула левую икру, выбивая под закрытыми веками искры.