Змеиные боги

Утонет, она не сможет выкарабкаться. Смоль не могла понять, почему руки касались земли вокруг. Неужели яма может быть настолько узкой? Затопленный колодец, в котором она не сумеет развернуться. Обуянная животным страхом, Смоль распахнула глаза. И не увидела ничего – мутная вода не позволяла понять, где она находится, где дно, где верх. Но бочаг оказался шире. Резкий обрыв, у которого Катерина шагнула, разрастался широкой и глубокой ямой метра на два. Осталось лишь пересилить себя, забыть про сведенную ногу и попытаться найти верх.

Воздух. Перед глазами начали проплывать мушки, и Смоль поспешно выдохнула. С радостью следя за поднимающимися пузырьками воздуха, неловко заработала руками и здоровой ногой, поднимаясь вверх.

Катя была уверена, что почти достигла цели, когда ботинок за что-то зацепился, а костяшку лодыжки сильно царапнуло. Судорога тут же отпустила. Не отпускало лишь это нечто. Ей пришлось вновь вернуться вглубь, в темноту, в которой не разобрать ничего. Свернувшись клубком, она потянулась к ботинку, собираясь выдернуть ногу.

Остатки сил исчезли, растворились в беззвучном крике вместе с последними пузырями воздуха. Она умрет здесь. На нее смотрели ввалившиеся глазницы, ногу сжимала чужая рука. Темно-коричневая, иссохшая и морщинистая, она цеплялась ногтями за край ботинка и царапала лодыжку неестественно вывернутым мизинцем с длинным обломанным ногтем. Широко раскрытый рот с удивительно белым ровным рядом зубов, запавшие щеки, клочья коротко стриженных, вяло проплывающих мимо волос. Изо рта медленно, но неумолимо появились хелицеры[8], за ними, вытягивая толстое тело паука серебрянки, поползли остальные конечности. И держащая ногу тварь улыбнулась. Зубы громко щелкнули за широким брюхом. А затем медленно, неумолимо медленно коричневые обрывки губ начали растягиваться в улыбке.

Сердце ударило по ушным перепонкам, в судорожном всхлипе в легкие хлынула вода. И Смоль поняла, что тьма заволакивает ее. Последнее, что оцепеневшее от ужаса сознание успело отметить, – как что-то мощное и скользкое до хруста сжимало ребра.

Если Катя умерла, то почему с ней так жестоки боги? Грудную клетку раздирала на клочки боль. Боль пульсировала в висках, глотке, прыгала алыми пятнами под веками. Толчок, способный сломать ребра. За ним второй. И тело отозвалось само – оно зашлось в надсадном кашле, выплевывая воду, в носоглотке саднило.

Тело рывком повернули набок, ее вырвало. Выворачивало наизнанку и полоскало болотной жижей. Перед глазами стояло тело странного существа и рука на ноге. Если она выбралась, жадное нечто поднялось следом. И Смоль закричала, отбиваясь от алчных когтей, пытаясь проморгать ослепшие глаза. Горло драло от надсадного крика, сердце испуганной птицей выбивалось в ледяной воздух. А существо хватало, оставляя синяки, заламывало руки. И вместо шума воды в ушах, жрущего любые другие звуки, Катя услышала низкий мужской крик. Властный, суровый:

– Успокойся! Тише, я говорю, тише!

Она не могла, ей нужно было освободиться. Сбросить с себя тяжесть, прижимающую к земле. Тяжело дыша, Смоль содрогнулась, крик перешел в рыдания. Еще немножко, и ее снова вырвет на землю. Слова путались, она не была уверена, что их смысл можно донести вообще, но после того, как начала – прижимающие к траве руки отпустили.

– Там… там что-то есть, я видела, оно шевелилось. Как оно может шевелиться? Как человек может так выглядеть?

– Это просто тело. Они долго сохраняются в болоте. Ты просто увидела труп, хватит. – Смоль и не понимала, что собственные руки судорожно цеплялись за траву, оставляя борозды на земле. Грязь забивалась под ногти, мазала пальцы. А ее переворачивали на спину и рывком сажали – как безвольную куклу. Катя сморгнула слезы, зрение начало проясняться.

Рыдания было уже не забить внутрь, Смоль хватала губами воздух и не могла остановиться, тело трясло, наружу рвались истеричные хрипы. Она не могла взять себя в руки – впервые за долгое время Катерине не удавалось совладать с нахлынувшими эмоциями. Затравленный взгляд тянулся к спокойной воде бочага, как она могла его не увидеть? Спаситель с нажимом сжал ее подбородок мокрыми пальцами, заставил отвернуться. Перевести взгляд на себя.

Он сидел рядом на корточках. Слишком близко, нос к носу. Одна рука все еще держала ее подбородок, спокойно поглаживая большим пальцем, вторая упиралась локтем в колено. Наклонившись, он внимательно в нее вглядывался. Длинные тепло-каштановые волосы прилипли к его рукам и спине, оставляли влажные грязные дорожки на высоком, под самое горло, кремовом свитере. Из-под по-девичьи длинных ресниц на нее смотрели насмешливые ореховые глаза. Все его черты были на грани мужественности и женской тонкости, он снисходительно улыбался.