Змеиный бог

За стеной ревел гром, и далекие сполохи молний расцвечивали темноту всеми оттенками лилового. Степной ветер с разгону врезался в окно, заставляя стёкла дребезжать. Ветер пробивался в щели и нес свежий запах прерии. Стрелок запрокинул голову, стараясь не думать о глазах и лезвиях. Жрица принялась ублажать его, сидя сверху и почти не двигаясь, как умели только южные индианки. Она продолжала:

— Потом я стала называть имена. Двадцать семь разных имен.

— Те люди, которых ты убила, — выдохнул Пепел.

— Те люди, которых мне называли в суде, — сказала она, — и не смогли доказать ничего.

— Ты… — Стрелок едва мог дышать.

— Я отрезала глаз, — сказала Игуана, тоже задыхаясь, — и бросила им под ноги. Всем этим жадным старикам, которые хотели видеть боль. Я не морщилась от боли. И крови не дала им… ни капли.

— Ты… угрожала им? — прохрипел слингер.

— Я! — крикнула Бессмертная Игуана, вскинув голову. — Я! Сказала им! Вот ваша цена! Если не нравится, прогоните меня! Но я вернусь… и возьму ее обратно… у вас… и у ваших… у ваших…

— Детей? — выдохнул Пепел.

Ладонь жрицы звонко ударила его по губам, но слингер едва ощутил боль. Все его чувства собрались в тугой узел ниже пояса. Бессмертная Игуана ощутила это и тут же замерла, беспощадно изводя его, снова не давая ему шевельнуться. Пепел хотел сбросить ее, но Игуана была наготове. Она отпихнула его прочь, ладонью в грудь, с неожиданной силой.

— Сначала говори, — потребовала жрица. — Ты хочешь сделать это опять? Сделать то, что тебе нельзя?

— Да! — выдохнул слингер. Он снова рванулся вверх — и снова рухнул, встреченный ее ладонью.

— Ты возьмешь меня в жены?

— Да. В Вегасе. Да, возьму!

Пепел дернулся еще раз и повалился, едва дыша, не в силах больше сопротивляться.

— Ты поедешь, куда я скажу?

— Да.

— Сделаешь то, что я скажу?

— Я был помолвлен с одной из вас, — пробормотал стрелок и сглотнул. — Я знаю, как это работает.

В один миг Игуана сделалась ласковой. Она помогла ему в несколько умелых движений, и наклонилась, когда Пепел привлек ее к себе, и терпеливо прижималась к его губам, пока он кусал и терзал ее, сотрясаясь в новом оргазме.

Едва стрелок успокоился, Бессмертная Игуана скользнула прочь и улеглась рядом, крепко обвив его ногу своими. Гроза за окном утихла, и полынь начала пахнуть еще сильнее.

— Я буду тебе хорошей женой, — пообещала она. — Как тебя зовут?

— Пепел, — отозвался он.

— Можно мне называть тебя «муж»?

— М-м, — утвердительно промычал Пепел.

— Завтра мы едем в Лас-Вегас, муж.

«Она не знает», — подумал слингер, глядя в потолок. Спираль не горела и вентилятор был выключен, но перед глазами Пепла всё равно кружились тени.

За пределами Невады вегасская бумажка не стоила ни цента. Эти норы-часовни открывались в тоннелях Вегаса только затем, чтобы богобоязненная парочка могла расписаться, снять плюшевую дыру в одном из соседних закоулков, нагрешить в свое удовольствие и уехать поутру, оставив брачное свидетельство в комнатном утилизаторе.

— Я покажу тебе Лос-Анджелес, — продолжала Игуана. — Братья устроят в твою честь гонки в сухих каналах. Ты был в Лос-Анджелесе раньше?

Слингер помотал головой.

— Мне говорили, что вашим народом правит Голливуд. Это так?

— Так же, как вашим — радио.

— Я отведу тебя на церемонию награждения…

Пепел осторожно приподнялся, выскользнув из ее объятий.

— Куда ты идешь? — спросила жрица.

— За сигарами.

— Останься. — Она поднялась и замерла, дав ему полюбоваться собой. — Мой муж не будет сам ходить за сигарами.

Слингер кивнул, подобрал футболку и бросил ей. Жрица поймала ее, взвесила на ладони и швырнула обратно.

— Мне не нужна одежда, — сказала Бессмертная Игуана. — Я скоро вернусь к тебе, муж.

Она вышла наружу и небрежно захлопнула за собой дверь.

Корни фикусов едва заметно покачивались. В приемнике тихо гудели нагретые лампы. Этот ящик праздничного вида, украшенный радугой в облаках, не принадлежал мотелю — он был таким же гостем из восьмидесятых, как и сама Игуана, с ее греховными забавами и не совсем ацтекским орнаментом на футболке. Трикси, дитя девяностых, была не такой — Трикс наряжалась втрое старомодней, но не пропускала ни одной дискотеки. Триксепо-Как-Ее-Там изо всех сил хотела сама казаться ведьмой, и жрицей, и психопаткой, но не умела стать ею надолго. У Игуаны было всё, о чем Трикс мечталось. И это делало жрицу еще опаснее.

Сев на краю матраса, стрелок размял шею и протер глаза. У него была тысяча поводов сбежать отсюда — сбежать прямо сейчас. Ему не нужен был фиктивный брак. И ребенок от Игуаны. И армия девственниц. И гонки, и церемонии награждения. Скитаться Пепел предпочитал в одиночку. Да и помолвок с индианками он впредь решил избегать.

Но едва жрица вышла, стрелок понял, что не собирается уходить прямо сейчас, без явной на то причины.

И, тем более, без перекура.

Она вернулась в комнату с уличным ветром, окруженная запахом сладкой акации и горелых листьев, наряженная в его плащ и его шляпу, с незажженной сигарой во рту и револьвером в руке. Она включила лампу — клак! — хотя небо за окном уже посветлело, и в этом почти не было надобности.